тех музыкальных произведений, которые знал Антось. Случись, не дай Бог, Антось приболеет, всяк старается ему помочь, кто делом, а кто словом, а если в отъезд он собирался, то приходилось ему объяснять чуть ли не каждому односельчанину, зачем он едет, куда и когда вернется. А если Антосю нужна была помощь, ему никто не отказывал.
С Антосем в дружбе был Остап. Дружба эта началась давно, еще до женитьбы Остапа. Антось приходил к Остапу, когда тот собирался идти на заготовку прутьев. Однажды пришел с гармошкой, и они начали разучивать песню, слова которой напел Остап. Антось никак не мог подобрать к ней музыку, но однажды у него получилось. После того дня Антось стал ходить в лаптях, которые ему отдал Остап. Это были чудо-лапти, на загляденье, и ни у кого таких не сыщешь во всей округе, а может, и за границей, как выразился Петька Воронин. Хромовые сапоги Антона Барыля, самого зажиточного в Однобочке человека, не могли сравниться по красоте с теми лаптями.
Петька Воронин, тот предлагал Антосю за лапти поросенка. В деревне все знали, что за балабол этот Петька, поэтому ему было отказано в самой неприличной форме. А вот примерить лапти Антону Антось все-таки дал, тот долго возился с ними, прилаживая к ноге, а когда аккуратно заправил штанины своих брюк и сделал напуск на тонко сплетенные оборочки, было чем полюбоваться, и любовались собравшиеся вокруг односельчане. Антон прохаживался взад-вперед, ставил ногу на пятку и улыбался радостной детской усмешкой, видно, ему очень хотелось иметь такие же лапти. Он, может быть, даже глубоко в душе соглашался обменять их на сапоги, ну, а что скажут люди? Не дурак ли он, лапти на сапоги менять! И, отбрасывая эту мысль, он стал рассупониваться, снимать, значит, лапти. А Антось стал приходить к Остапу, когда тот, подготовив прутья, приступал к творению, начинал плести свои кошелки, корзинки и много еще чего. И пела на тех встречах гармонь мелодию, доселе не слыханную в деревне. Остап слушал ее молча, закрыв глаза, длинные пальцы его рук обхватывали и гладили колени, словно шерсть мурлыкающего рыжего кота. Домой Антось шел в новых лаптях краше прежних.
Глава четвертая
Война, словно летняя гроза с бурей, Однобочку обошла стороной, бои гремели у моста в Гребенях да на той стороне Титовки. Там ближе к ночи был слышен грохот, но не гром грозы, видны были вспышки зарев, но не молнии. Мирная жизнь делала крутой поворот, почти не стало в деревне мужчин, остановились полевые работы в колхозе, возникло ощущение у однобоковчан ненужности и мелочности бывшей до этого деятельности. Зачем сено заготавливать, кому оно надо будет теперь. Плач, который стоял в первые дни отправки односельчан в армию, затих, вместо него к пожилым пришел страх, как оно будет, а к молодым – восторг: вот сейчас побьют этих фашистов, а мы не успеем на такое героическое дело. Сколько бы продолжалось это чувство страха и восторга, неизвестно, если бы не одно событие.
Стоял жаркий