Ольга Владимировна Грибанова

Слепые и прозревшие. Книга первая


Скачать книгу

люди и не мешаем друг другу жить собственной жизнью. Удерживает меня сейчас только Виталий, но до его совершеннолетия осталось всего четыре года…», – читает Вера Ивановна.

      Голос у нее учительский, звучный, как у артистки. Вроде и негромко, и задушевно, а Коля невольно слышит каждое слово.

      – О-ой, Иванна, да как же он хорошо у тебя пишет-то, – растроганно вздыхает баба Катя, – прямо как в книжке написано. И всегда-то он умница был, и всегда-то всех лучше.

      – Н-да! Умник великий, – фыркает бабка Нина. – От большого ума жену в Молдавии нашел, ближе не случилось…

      – Ну уж ты… ладно, Нинка, тебе, – хлопотливо осаживает ее баба Катя.

      – Что имеем – не храним, потерявши – плачем, – голос Веры Ивановны очень печален.

      – Плачем… Плачет ли? Вот пусть бы приехал да посмотрел!.. – кипятится бабка Нина, а баба Катя хлопочет, шикает на нее, как на козу:

      – Шть, шть ты! Чего зря шумишь?.. Нечего ему тут!..

      У них нет тайн друг от друга. За их общей печалью и тревогой много недосказанного и только им понятного.

      Так и читает Коля под их далекие, но отчетливые голоса, слышит и не слышит, погруженный в чужую, книжную жизнь. Теперь ясно ему стало, зачем книжки пишутся и для чего читаются, – чтобы можно было другим человеком побыть и посмотреть другими глазами. Например, князем Андреем. Чтобы так же смотреть на людей с высоты своего благородства! Чтобы так же возненавидеть Наташу Ростову и так же ее простить! Чтобы так же красиво умирать!

      И Иваном Карамазовым тоже интересно побыть! Чтобы быть одному против всего мира! И Сомсом Форсайтом! Чтобы вот так полюбить навсегда и безнадежно. Такую, как Ирэн! И Дон Кихотом. Чтобы увидеть в крестьянке Альдонсе прекрасную Дульсинею Тобосскую.

      Там, у Дусенькиных окон, бабули уже наговорились всласть и уж прощаются так обстоятельно и церемонно, будто на год расстаются. А Коле уже не читается. То ли оттого, что слетелись на ужин комары-людоеды и надоело от них отмахиваться, то ли тяжело становится глазам от сумеречного света, то ли не хватает старушечьих далеких голосов.

      А в комнате теплая тишина. Неслышно спят на кровати сестренки. Раскладушка уже расстелена для него. Мама в старом фланелевом халатике сидит на застеленном диванчике и при свете лампы-грибочка штопает Колины носки:

      – Начитался? Комары, небось, заели?

      – Комары как комары, – пожимает Коля плечами. – Там уже видно плохо, а то бы я еще почитал.

      – За тем столом хорошо читается. Отец его для меня сделал, когда я читать полюбила. Чтобы в доме не торчала, а на воздухе была.

      – А какие ты книги читала в мои годы?

      – В твоем-то возрасте?.. Да уж и некогда было мне тогда книжки читать. Собиралась я в твоем возрасте в Ленинград, в техникум экзамены сдавала, в общежитие устраивалась.

      – Тебе, наверно, не хотелось уезжать?

      – Хотелось. Очень хотелось. Так и рвалась отсюда. Все боялась, пропущу что-то такое, что в мире без меня сделается. Ох, смешные все мы были тогда… – мама грустно улыбается, откусывая