красивых белых платьица, совсем новых, с ярлычками, нарядных, прямо как на елку. И для Коли в пакете нашлась новая белая рубашка. Сама мама нарядилась в свое лучшее платье: синее с белым воротничком. Она даже не ходила в нем никуда – куда ей было в таком платье ходить? Затем завязала девочкам огромные банты, тоже белые.
– Так куда же это мы собрались? – допытывался Коля.
– Собирайся, собирайся, – торопила мама и только по дороге к автобусу объяснила: – Девчонок крестить будем. Ты будешь крестным.
– Я? Почему я? И зачем вообще крестить?
– Нужно! – отрезала мама на ходу.
– А почему я? Разве мне можно?
– Всем крещеным можно. Ты крещеный.
– Да? Когда же это?
– Ну ты еще маленький был, не помнишь.
– Вот те раз! – рассмеялся Коля. – Живешь, живешь на свете, а потом оказывается, что крещеный! А как вообще крестят? Их окунать куда-то надо?
– Тебе священник все скажет, только слушайся его, и все. Если спросит, скажешь, что ты верующий.
– Я не верящий! – нахмурился Коля. – Чего я врать-то буду?
– Ой, ладно! – отмахнулась мама. – Как хочешь!
В автобусе девчонкам на этот раз понравилось. Они всю дорогу болтали без умолку, во что-то играли между собой, пели песенки, и Коля, видя, что ими любуются все пассажиры, был очень горд. И вдруг грустно стало оттого, что они уже такие большие и маленькими никогда не будут. Как-то по-новому взглянул на них, будто чужими глазами.
До церкви дошли незаметно. Девчонки прыгали и приплясывали на ходу. Им было очень интересно так далеко путешествовать.
Из дверей церкви уже выходили пожилые женщины, обедня закончилась. Присев на скамеечку, мама вынула из сумки три косыночки, одну повязала сама, другую сунула Коле:
– Таше голову прикрой.
А сама притянула к себе Дашу и, зажав ее между коленок, чтобы не крутилась, завязала на ней косыночку под подбородком, как матрешке.
– А мне не надо платочек? – поинтересовался Коля, возясь с Ташей.
– Тебе не надо.
Мама встала перед входом, перекрестилась и поклонилась. Это Колю так смутило, что он чуть было не схватил маму за руку, чтобы не позорилась. Но мама уже была за порогом.
Их окутали теплый душистый сумрак, тихий говор и мерцание тоненьких розовых свечек.
Мама, поставив их возле стены, куда-то пропала. А Коля, держа девчонок за руки, оглядывался с любопытством. Парни из его класса несколько раз ездили в какую-то церковь, посмотреть, и его с собой звали:
– Там здоровско так! Свечки, иконы разные блестят, и надушено чем-то!
Но Коля не хотел. Ему неудобно было пялить глаза на молящихся. Так же неудобно, как смотреть на карликов, или на беседующих глухонемых, или на дурачков с вечно открытыми мокрыми ртами. Молящиеся люди представлялись ему такими же больными и несчастными. Перед ними было так же стыдно за свое благополучие.
А здесь, стоя у дощатой стены, держа девочек за руки, он смотрел по сторонам и никакого неудобства не чувствовал. Народу было мало, видно, все уже