и музыкой, его ломящимися от товаров витринами. Лукас собрался с духом и шагнул вперед, словно нырнул в воду, не зная, насколько та холодна и глубока, не зная, нет ли в ней рыб и других водяных тварей, которых не назовешь рыбами, но они стремительны и у них есть глаза и зубы. Он никогда еще не видел подобной тьмы – ни у себя в комнате с погашенной лампой, ни даже когда закрывал глаза.
Войдя в парк, Лукас понял, что там не так темно, как представлялось снаружи. Чернота оказалась не такой уж беспросветной. Трава под ногами была непроницаемо и равномерно черной; деревья были черными, но не совсем – их силуэты явственно выступали на фоне черноты. Он словно нес с собой слабый источник света, свечу собственных своих зрения и слуха, своего человеческого присутствия.
Что‐то там было, между деревьями. Оно сгущалось с каждым его шагом.
В конце концов Лукас вышел к каменной балюстраде, по обеим сторонам от нее спускалась вниз широкая закругленная лестница. Он сошел по ней. Там, в центре ровной площадки, высилась громадная фигура. Она широко распростерла тронутые лунным сиянием крылья. Ее лицо смотрело вниз, на Лукаса. Казалось, он наткнулся на мстительную матерь парка, существо, которое ждало, смотрело и слушало, из снов которого был соткан весь парк и которому не нравилось, что его сон потревожили. Лукас задрожал. Он хотел было повернуться и побежать, но подумал, что тогда фигура взмахнет крыльями, взовьется в воздух и схватит его с той же легкостью, с какой терьер хватает крысу.
Мгновение спустя он осознал, что это статуя, всего лишь статуя. Он подошел ближе. Это был каменный ангел, стоящий на пьедестале над огромным каменным бассейном. Лукас увидел, что ангел строг и задумчив, что у него пустой и скорбный взгляд, что он отвернулся от небес и уставился в землю.
Лукас поднял глаза. Там, позади руки ангела, светились звезды.
Он достиг самого сердца парка и того, что охранял ангел, того, что тот хотел ему показать и на поиски чего отправил его Уолт, – звезд. Скоро он сообразил, что здесь, вдали от собственно города, городская мгла рассеивалась и становились видны звезды. Глядя на небо, он так запрокинул голову, что чуть было не потерял равновесия. На фоне черноты ярко мерцали звезды. Их были тысячи и тысячи.
Некоторые он знал по карте в классной комнате – вон Пегас, вон Орион. А вон там виднелись настолько неясно, что он не был уверен, они ли это, но подумал, что это они и есть – Плеяды, семь крошечных звездочек, фосфоресцирующий кружок на небе.
Какое‐то время он стоял и смотрел. Раньше он и представить себе не мог такого осененного звездами покоя. Может, так вот оно и было на ферме в Дингле? Он не мог этого знать, потому что та ферма была в прошлом; она перестала существовать еще до его рождения. По родительским рассказам он знал ее как место, где передохли все куры и перестал родиться картофель. В представлении его матери рай – это был Дингл, в котором никто не голодает. Он задумался, так ли выглядит Дингл в звездную ночь. Если так, то понятна ее вера, что туда