переглянулись.
– Ты рассталась с молодым человеком? – спросил отчим. – Мы хотим подержать тебя.
– Вот что случается с кокетками, анчутка, – пожурила ее Катерина, и тонким голосом затянула свои прибаутки:
«Я ль тебе не говорила? Не ходи ты петь у елей, ты не пой на дне долины! Не сгибай так гордо шеи! Белых рук не открывай ты! Белой груди не кажи ты! Стройным станом не хвалися! Он кудрявую увидел – деву с длинною косою, что милее всех нарядных, всех, украшенных цветами! Ту, что держится так прямо! Ту, чье тело всех пригожей! Захотел он ту девицу… А потом льёт дева слёзы!»
– Ма! Ты, никак, называешь меня красивой? Никогда такого не слышала, – фыркнула Аннушка, но сердцем потянулась к матери.
Завладев вниманием Ани, Катерина уговорила ее съездить к психологу.
– Это на всякий случай, анчутка, – разъяснила она с притворной лаской. – Вдруг тебе станет спокойнее и веселее! Ты просто поговоришь с ним, как у себя в «Галактике».
Она помогла дочке натянуть джинсы и красный свитер, завязала ей кроссовки.
Аня не догадалась, что попала на прием не к психологу, а к психиатру. Тот ничем не выдал себя, потому что Катерина предупредила заранее: «Моя дочь угрожала собственной жизни. Она рассталась с любимым мужчиной. Разлука даётся ей тяжело. Пожалуйста, будьте тактичны».
Анна два часа просидела перед скучным респектабельным мужчиной средних лет, считая мелкие родинки на его аккуратно побритых щеках, слушая бессмысленные, казалось ей, переливы низкого голоса. Ни доверия, ни интереса врач у Анчутки не вызвал, и она начала подшучивать над ним в надежде, что ему надоест бестолковый разговор, и он попросит ее уйти. На вопрос «собираетесь ли вы покончить с собой?» она с вызовом, но не всерьёз, бросила: да, при первой же возможности.
В конце приема психиатр заключил:
– Ваши напряженные шутки, Анна Кирилловна, и ваши сдержанные эмоции – это симптомы «замаскированной депрессии». Вы тратите огромное количество сил на то, чтобы удержать страдание внутри себя. На лице – улыбка, в жизни – успех. Но внутри желание умереть, не быть, оказаться в темноте, в пустоте и вечном покое. Полагаю, это состояние зародилось в раннем детстве, когда у вас не было возможности открыться своим родителям.
Аннушка неожиданно заплакала. Руки ее и колени задрожали. Крупные слезы она утирала рукавом.
Врач выписал направление на госпитализацию и в коридоре Катерине повторил сказанное Анне.
– Вы хотите сказать, что я виновна в ее болезни? – обиделась та. – А ведь я сделала для нее всё, что было в моих силах. Знали бы вы мою прошлую кошмарную жизнь!
– Здесь нет вашей вины! – раздраженно махнул рукой врач, – пристально, однако, приглядываясь к посетительнице. – Это от вас не зависело. Вы продолжали семейную историю, – начатую вашей мамой. Но дочка чувствовала, что вы с трудом держитесь, и, если она будет плакать, плохо спать, болеть, произойдет катастрофа. С этого начались ее неприятности. В том числе любовь к не подходящему ей мужчине.
Катерина сердито