бисам! Тебя ж держать надо, чтоб ветром не унесло.
– Не унесёт. Портфель тяжёлый. О! Смотри-ка, ёлочка, как по заказу.
Посреди той самой снеговой пустыни, которую видно из школьного окна, стояла ёлка. Довольного чахлого вида, и игрушки так себе, картонные рыбы да бабочки, но всё же. С ней уже повеселее.
– Все каникулы тут. Серёга притащил из дому – они, представь, выбрасывают ёлку сразу, как новогодняя ночь пройдёт, берут и выкидывают вместе с мусором, – объясняет Таня. – Про тебя спрашивал Серёга, когда выйдешь.
– Какой Серёга?
– Нет, ты чё, совсем уже? Может, вообще никого уже не помнишь, кто в твоём классе?
– А-а, Шалагин, что ли?
– А-а, что ли! – передразнила Танька. – Человек влюблён в неё с пятого класса, а она…
– Что-о? Вот придумывать! С чего это ты взяла?
– У меня глаза есть.
– У меня тоже есть.
– Только смотрят не туда.
«Это точно. Глаза мои смотрят кино. Всю дорогу».
Как всегда после долгого перерыва вестибюль школы показался незнакомым. Бледнее стал, что ли? Мельче? «Он болел вместе со мной? Или я стала больше?»
– По физике выручал. Звонить в скорую тогда – он побежал, – гнула своё Танька. – Из учительской вызвал.
– Не знаю. Ни разу он даже и не заговорил со мной.
– Заговоришь с тобой. Я тебе не зря тогда сказала – вид у тебя такой.
– Какой?
– Какой, какой… Не знаю. Как будто ты случайно здесь. Шла-шла куда-то, а занесло вдруг сюда.
Захотелось плакать. Не из-за Сергея, а из-за… Ну что это вообще такое! Что я им, действительно монстр? Или пугало? Всех отпугиваю.
– А почему ты…
«А почему это она вдруг так хорошо помнит случаи внимания этого Шалагина?»
– Что «почему»?
«Да потому что она сама… вот почему. Зачем только меня приплела? Выдумщица».
– Да нет, ничего.
«Эх, Танюха… Бесхитростная душа». Аня посмотрела на подругу новыми глазами. «Ведь никогда ничего не говорила мне. За все годы. Не доверяет? И я тоже ей ничего не рассказываю. Вот те раз, подруги».
Они повесили в раздевалке свои пальто и шапки.
– Уй, ты же фартух забыла! И так тощая, а без него вопще… Чё, теперь домой возвращаться?
– Дома его нет. Да ладно, фартух, фартух. Подумаешь.
Аня заторопилась было, не желая больше ничего слышать ни про какие «фартухи». Но потом остановилась напротив Таньки, глядя ей в лицо. «Конечно, нравится ей этот мальчишка, она могла бы возненавидеть меня, если сама верит в то, что придумала, а она… Больше нет таких подруг. И вообще, больше нет у меня никого. И с призраками пора кончать».
Аня шагнула к обомлевшей подруге, робко приникла, уткнувшись носом в плечо, и из её глаз вдруг потекли ручейки.
– Ань, ты чё?.. – тихим голосом спросила Таня, осторожно, будто та из стекла, обнимая подругу в ответ.
Аня подняла лицо, улыбающееся сквозь слёзы:
– Ну, хорошо же всё? Болезнь эта так надоела. А сейчас было, как в детстве.
– Ага,