мог позволять себе покупать интересные вещи и узнавать новое. Что ты знаешь об обычной жизни вдали от семьи? Что ты хочешь? Мифическую свободу?
Слушая Люмьера, Аньель почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы.
– Я ничего не хочу, – сказал он решительно.
Виктор покачал головой и тяжело вздохнул.
– Ты пойми, что твои бабушка с дедушкой едва не лишились собственного сына. Ты – все, что у них есть. И все, что есть у меня.
– Я понимаю, – ответил тот тихо.
Люмьер был достаточно скрытным, чтобы не говорить многих вещей, но при том и достаточно мудрым, чтобы сказать их в нужный момент.
– Ты мой ребенок. Я был с тобой столько, сколько мог, с твоих четырех лет. Неужели мы все так мало сделали для тебя, что ты хочешь отвернуться от нас?
– Я не хочу. Я не понимаю почему, но иногда меня все так злит. И мне хочется убежать как можно дальше от всех этих мыслей, которые роем жужжат у меня в голове.
Он вздохнул и поднял на Виктора глаза, в которых блестели слезы.
– Невозможно всегда радоваться жизни. И иногда гнев намного сильнее любых других чувств. Злоба, как реакция, переполняет нас в те моменты, когда неудовлетворенность достигает своего предела. Когда все идет не так, как мы хотели бы, даже когда все хорошо. Просто потому, что нам нужно нечто иное, нежели то, что мы имеем. – Виктор присел ближе и обнял Аньеля, прижав к себе. – Не плачь, все пройдет.
– Иногда мне кажется, что все что я чувствую – это только злость.
Он вновь отвернулся от Люмьера. Ему не хотелось, чтобы тот видел его в момент слабости.
– Я понимаю. И ты вправе ее испытывать. Возможно, твое тело хочет тебе что-то сказать. Когда ты чувствуешь себя наиболее счастливым?
– Когда я занимаюсь с тобой, – не задумываясь, ответил Аньель. – Так было всегда.
– Значит, злость ты испытываешь не всегда. – Виктор улыбнулся, погладив Аньеля по спине ладонью. – Ты хочешь спать?
Он покачал головой.
– Извини, что расстроил тебя.
– Все в порядке. Поднимайся. Пойдем.
Вернувшись в музыкальный класс, Виктор сел за рояль.
– Позволь мне представить тебе мой новый романс.
Когда Виктор заиграл, Аньель почувствовал, что начинает успокаиваться. Музыка буквально завораживала его и на несколько мгновений все мысли, которые столь беспокоили его еще десять минут назад, казалось, исчезли. И в один момент Виктор начал петь. За столько лет в Италии он, конечно, занимался своим голосом. Музыка была отрадой его души и помогала жить, а потому он старался охватить все, что мог, в своем искусстве. У него был красивый тембр и сила звучания. Это был нежный, очень печальный, при этом очень какой-то осенний романс, о любви и горечи. Такой дождливый, неторопливый и слезный. Виктор музицировал, закрыв глаза.
Дверь приоткрылась и в нее вошла служанка, которая не могла не остановиться, не заметить, не проникнуться. Она боязливо и смущенно встала