врожденная деликатность ему помешала, но вопрос так и остался открытым.
Женька лишь знал, что отношения отца с дедом резко ухудшились ни с того, ни с сего около десяти лет назад, после чего дед удалился в рыбацкий поселок, прекратив всякие сношения с сыном. А внуку был рад всегда, хоть тот и появлялся у него не часто.
Любовь Апполинарьевна – так звали Женькину бабушку, была, действительно, очень красивой женщиной, даже порядком выцветшая старая черно-белая фотокарточка, накленная на паспарту с выдавленной по краю золотой надписью "Привет из Крыма", не могла умалить изящных черт благородного лица, очень гибких, но достаточно сильных рук и красивых, стройных ног – бабушка позировала пляжному фотографу в купальнике.
Сколько ей было на снимке – двадцать пять, тридцать? Женька пытался выяснить, но никаких примет, по которым, хотя бы ориентировочно, можно было установить год изготовления снимка, ему установить не удалось.
И это была единственная фотография бабушки в альбоме. Отец как-то сболтнул, что их было больше, но все куда-то исчезли, осталась лишь эта. Наверное, дедова самая любимая, решил тогда совсем юный Женька.
– Это здесь.
Указав место, дед присел на камень у самой воды.
Высокой пенистой волной заливало сапоги, мочило брюки выше колен.
– Здесь и погибла твоя бабушка.
Берег в этом месте был дикий, каменистый, вряд ли кто здесь купался, да и волной так лупило по скалам, что вряд ли какой смельчак отважился бы заходить в море в этом месте.
Дед наклонился, набрал в ладони воду из бурлящей, словно кипяток, волны, приложил к лицу.
– И в тот же день, когда она погибла, здесь затонуло одно судно, и я хочу, чтобы ты его нашел.
Глава 8
Утро следующего дня выдалось на удивление теплым и солнечным, словно не было затяжных, изматывающих душу дождей, словно и не полярный сентябрь был за окном, а ласковый, нежный август средней полосы.
Анастасия встала, пока Валя еще спала. Тихо оделась, тихо вышла, прихватив с вешалки в прихожей пустую хозяйственную сумку.
– Ну, как там наша страдалица?
Доктор Розенфельд всегда появлялся не столько незаметно, сколько неслышно. На этот раз он возник перед Анастасией после традиционной утренней прогулки.
– Мазь мою применяли?
Старик любил гулять по городу исключительно в ранние, рассветные часы, а где-то с полудня его начинало на улице всё раздражать.
Эхо войны, любил повторять он, с рассветом всегда бои начинались, о многом передумаешь в такие часы, многое переосмыслишь.
– Спасибо вам огромное, Леонид Шмулевич. Мазь очень помогла. Мы вчера даже гуляли весь день с Валей, я ей город наш показывала.
– Ну-ну.
Старый еврей усмехнулся уголками дряблых губ, и зазвенел дверными ключами.
Хочешь не хочешь, а кроме того самого скандального супермаркета, в столь ранний час больше ни одного магазина поблизости не работало, и Анастасии пришлось смириться.
Кассирша была уже другая.
Охранник