зашел выпить пива, как обычно, – между тем продолжает Джона. – Дети меня изматывают, и вся эта школьная политика. Да еще и Гарольд выругал меня за то, что я пришел на собрание без галстука. – Джона смеется, не открывая глаз. – Можешь в такое поверить? Двадцать лет прошло с тех пор, как мы окончили школу, а старина Гарольд по-прежнему постоянно меня ругает. – Джона замолкает, словно ожидая от Фредди ответа. – Ох, но я выиграл в дартс. Даффи просто взбесился. Он проиграл пари. Пришлось ему покупать всем выпивку, а ты же знаешь, какой он жадный. И все заказали виски, только чтобы позлить его сильнее.
Я невольно улыбаюсь. Слушать о проделках в «Принце» немножко странно, но согревает. Если бы Фредди был здесь, он бы сам мне обо всем рассказывал.
Джона молчит, рассеянно поглаживая свои вылинявшие серые джинсы, хмурясь и, видимо, подбирая слова. Потом открывает глаза и вздыхает, наклоняется вперед, чтобы на несколько секунд прижать ладонь к имени Фредди на холодном граните.
– До следующей недели, приятель.
Это похоже на то, как если бы он положил руку на плечо Фредди. Я его понимаю, потому что иногда сама обнимала этот чертов камень и прижималась щекой к золоченым словам, вырезанным на нем. Не слишком часто, впрочем. Мы же, в конце концов, британцы, у нас существует некий кладбищенский этикет, который следует соблюдать, а он не подразумевает рыданий каждый раз, когда мы в отчаянии.
Точно так же, как недавно Джона, я откашливаюсь. Он смотрит на меня и пару раз удивленно моргает.
– Лидия… – произносит он, потом хмурится. – Ты давно здесь?
Неудобно признаваться в том, что я подслушала его разговор с Фредди, поэтому я вру:
– Секунду-другую. – На миг замолкаю. – Могу вернуться позже, если тебе нужно еще время.
Он поднимается на ноги, отряхивает с джинсов травинки.
– Нет, все в порядке. Пойду.
Я не видела Джону и не разговаривала с ним после того дня в пабе, пару недель назад, и знаю, что должна исправить ситуацию. Джона был не только самым близким другом Фредди. Честно говоря, он был моим другом еще до того, как мы с Фредди стали встречаться. Мягкий сарказм Джоны мне всегда нравился. Когда нам было по двенадцать лет, мы вместе выполняли задание по химии: думаю, учитель питал тщетную надежду, что логика Джоны каким-то образом воздействует на меня. Ничего не вышло. Мы быстро оставили любые мечты о том, что я выучу хотя бы периодическую таблицу, зато стали вместе проводить обеденный перерыв: сидели у старого дуба и наблюдали за школьным двором, за тем, как завязываются краткие романы, за случайными подростковыми взрывами и стычками между старшими школьниками. Наша дружба началась тогда, когда я особенно в этом нуждалась: в тот год большинство девочек в классе решили, что я недостаточно крута, чтобы тусоваться с ними. И, к счастью, мама иногда укладывала в коробку лишний бисквит для Джоны. Он всегда пытался из вежливости отказаться, но я знала, как он любит эти бисквиты и что это приятное дополнение к сэндвичам с сыром, которые ему каждый день