заливалось утренним светом. И в лесу, и в деревне отчего-то стало ещё тише, как будто всё испарилось, ушло. Изредка отец поглядывал на принесённый мною свёрток и всякий раз, как поглядывал, недовольно качал головой. Я знал, что он всё понял, но вернуть это назад уже было нельзя. С каждой секундой прошлая деревенская жизнь отдалялась от меня, а вместе с ней где-то там, вдалеке, тускнел образ моего отца. Я точно оставался один, так, как хотел этого раньше, но будущее пугало меня: я был растерян.
Мне в самом деле сделалось страшно. После того, как мы похоронили Алексея, я вернулся домой и, упав от бессилия на кровать, весь проникся мыслями о предстоящем дне. Спать хотелось ужасно, но заснуть я не мог: так и провалялся до семи утра. Поднявшись с постели и заглянув на веранду, я понял, что отец тоже не сомкнул глаз. Он лишь странно посмотрел на меня и спросил:
– Уже пора?
– Да, – ответил я, толком не разобрав, что именно он имел ввиду.
– Тогда нужно собираться, – коротко произнёс отец и молча вышел во двор.
Из любопытства я последовал за ним. В этот раз отец не докучал мне своими причитаниями, а действовал, на удивление, спокойно и решительно. Он спустился к соседскому дому, в котором жила Валентина Фёдоровна, близкая подруга матери, и с полной серьёзностью попросил её присмотреть за скотиной и за нашим жильём. «А если уж мы совсем не вернёмся, – ко всему прочему добавил отец, – тогда оставляй всё себе». Валентина Фёдоровна, разумеется, ничего толком не поняв, утвердительно кивнула головой и минут пять так возле забора и простояла, лишь провожая нас озадаченным взглядом.
Меж тем наше с отцом молчание продолжалось. К тому времени я уже осознал, что задумал отец, и оттого прежний мой страх улетучился прочь. Однако, на меня вновь нахлынуло уныние. Собрав две котомки: одну с едой, другую с одеждой – мы напоследок накормили скотину и, ещё раз проверив дом, сели на лавку под клёном близ пруда. Из-за безумной ночи и столь тусклого рассвета меня начало клонить в сон. Отец же, как назло, не проронил ни слова: смотрел прямо, в одну сторону, и молчал.
– И к чему это всё? – устав терпеть его упрямство, чёрствым голосом спросил я.
– К чему-к чему…сам знаешь, – явно негодуя ответил он.
– Но ты ведь не выдержишь. Пройдёшь пять километров и бросишь.
– Может, и не выдержу, кто его знает….
– Дело твоё, – махнул я рукой и, осознав, что дальше с ним разговаривать бесполезно, пошёл домой за вещами.
Конверт лежал у меня под подушкой. Я завернул конверт в кусок белой, заранее приготовленной простыни и для сохранности привязал его к груди верёвкой. Затем надел поверх крепкую льняную рубаху и вместе с украденными ночью вещами взял одну из котомок. Следом собрался и мой отец. Мы вышли на улицу и минут на пять остановились: вспоминали, всё ли взяли, всё ли готово. А после, убедившись наверняка, отправились в путь. Мы в самом деле не знали, что нам предстоит.
Глава 4
Прошло