капель пота на лице пробегает алый шарик из губы и оставляет за собой кровавую дорожку. Три месяца, как даже боль не помогает разорвать веревки парализованного тела и проклятые оковы иррационального страха, приходящего всякий раз, как карие глаза испуганной девочки не могут отыскать ни одного источника света.
Боязнь темноты за два года выросла до крайне тяжелого состояния. Ей сотни раз говорили, что в темноте нет никого. Никто не следит. Никто не схватит. Не раз зажигали свет, показывая, что шепчущих монстров не существует. И правда, их нет. Всякий раз исчезали без следа, пока свеча или масляная лампа не погаснет. Не успеешь заснуть, считай пропала. Не помогли искренние молитвы различных религий, от старомодных до новейших. Не помогли знахари, именитые врачи, ведуньи. Не спасает уже присутствие близкого человека и боль. Только потеря сознания или настойка снотворных трав, невероятно дорогая в виду почти полного исчезновения из дикой природы пушистых цветков мортварлова побега.
Сердце бьется настолько быстро, что вот-вот разорвется, мычащий стон вырывается из сомкнутых тисками губ. Глаза лихорадочно бегают из стороны в сторону и сильно болят, пытаясь заметить то, чего нет. Потерпи немного, умоляет себя Ветта. Потерпи, и сознание все же погаснет. Неожиданно ужас кончается, но черноволосая девочка в сознании. Что же произошло? Будто неожиданный удар разбивает лед, чтобы Ветта, с головой ушедшая в темные воды отчаяния, могла вынырнуть и глотнуть спасительного свежего воздуха. Свет теплыми лучами проник с улицы сквозь щели в досках… чтобы заставить закричать во всю мощь. Ветта не знала, что может кричать так громко. Поднимается переполох, резко разбуженные люди очумело вертят головами, не понимая, что происходит. Крику невыразимого ужаса вторит рев сотен глоток с улицы, холодная ночь Морбус-Тимора взрывается светом факелов и шумом погромов.
Гедрик вскакивает, будто вспоминает молодые годы в гвардейском полку императора, и обнимает Ветту, тщетно пытаясь успокоить. На чердаке поднимается страшный гомон, готовый перерасти во всепожирающую панику, ломающую здравый расчет и кости несчастных, упавших под ноги выбегающего людского чудовища. Старик закидывает девочку на плечо, подхватывает вещи и проталкивается к выходу. Тем временем в ноздри ударяет запах горящих балок и потолочных шкур, защищающих от осадков. Хлев, ставший первым пристанищем, пожирает голодное пламя, а с улицы доносится гимн, звучащий множеством охрипших голосов.
Идем, товарищ, поспеши,
Раздуй гром факелом своим,
Углем свободу прочерти.
Неси страдания
Всем равнодушным и чужим.
Гони ветер перемен,
Сломи с яростью огня,
Улыбкой принеси взамен
В крови и пыли
Блеск но-во-го дня-я.
По улицам ночного города течет факельное шествие, нестройно горланя строки гимна анархии, дикого и необузданного. Озверевшие люди заполоняют узкие переулки и главные улицы,