дверь. Зоркий глаз журналистки сразу заметил в этом нечто до невозможности интересное.
Она метнулась в сторону Елизаветы. Уже почти сделала снимок, как вдруг поймала на себе властный взор желто-карих глаз.
Пресс-камера тут же взорвалась.
– Что это?! Что с моей камерой? – закричала журналистка.
По невозможности игнорировать истерику такой силы, все находящиеся в Зале тут же обступили Джессику, Брай и Елизавету.
– Ага! А вот и наша принцесска подъехала! – шепнула Маша Ане, тут же получив в ответ укорительный взгляд.
– Почему? Почему это произошло?! – неистовствовала Джессика.
Она судорожно схватилась за голову, запустив пальцы в искусно уложенные волосы цвета карамели.
Граф хотел было одарить Джессику еще одним лиаром в знак поддержки, но тут Елизавета наконец заговорила:
– Я объясню, почему, – она выступила вперед. – Фото, видео, а также электросъемка моей личности в любой точке земной плоскости запрещена законом. Любые устройства, использованные для этого, должны быть уничтожены.
– Правильно! Нечего ее снимать! – закричала Брай. – Вот сейчас я вернусь за своей кисточкой…
– Но я ведь не знала! – отчаянно зарыдала Джессика.
– Незнание законов не освобождает от ответственности, – Елизавета усмехнулась.
– Но я ведь все продумала! – не унималась журналистка. – В этот раз у меня получилось бы доставить эти кадры домой! А теперь… Все пропало… Вся работа насмарку… Да послушайте!
Впрочем, никто уже Джессику не слушал. Граф поспешил встрять в спор Ани и Маши относительно национальности Елизаветы, а Белинда и Вито вновь принялись искать не пойми куда запропастившуюся Змею.
– Глупенькая! – сказал вдруг неизвестный доселе голос, принадлежавший пожилому человеку, осмелевшему достаточно, чтобы покинуть свое убежище. – У тебя никогда не получится рассказать миру об этом месте!
Говорил старик. Несмотря на то, что выглядел он невероятно старо, он не был лишен той особой жизненной энергии, которая заставляет нас считать человека молодым. Его одеждой были потрепанные джинсы и теплый серый свитер. Лицо его, не лишенное морщин, можно было бы вполне счесть непривлекательным, если бы не добрые светло-голубые глаза. Нос его был грубоват, а на щеках присутствовала серебристая, в цвет волосам, щетина.
– Почему не получится? – спросила Джессика, вытирая слезы.
– Уж так заведено! Я это тебе как художник говорю.
– Так это Вы – художник! – удивилась Мария.
– А ты что думала? Что картины сами собой появляются? – старик засмеялся.
– Так, все это конечно хорошо, но я не намерена здесь больше оставаться. – вмешалась Елизавета. – Что происходит? Почему я должна голодать? – возмущалась она.
– Ах! Точно! – воскликнул вдруг старик. – Прекрасное творение! – он обратился к Елизавете. – Из-за Вас я и обнаружил себя. Я бы отдал все на свете, если бы Вы согласились хоть разочек попозировать мне!
– Ну это вряд ли, не сейчас, – ответила Принцесса,