стоял на коленях перед мадам и декламировал стихи, а мадам отвечала ему по книге. Но потом Марсана выслали из комнаты, потому что он мешал.
– Ну, еще бы!.. Знаешь, Лорен, расспроси хорошенько брата, как играл Лагранж у мадам и расскажи мне. Я слушаю с удовольствием твою болтовню, но другим нечего рассказывать эти глупости, потому что, заметь себе раз и навсегда, Лорен, что делается в будуаре дамы, должно оставаться в тайне.
– О, я с радостью буду рассказывать вашему высочеству, если только это доставляет вам удовольствие.
– Ты добрый и скромный мальчик. Ну, ступай теперь.
Конти вынул из шкафа небольшой пакет и отправился с ним в спальню. Лорен вышел из кабинета.
– Сегодня уже она позвала его, – задумчиво прошептал принц, – он стоял перед ней на коленях… Марсана выслали из комнаты…
Принц развернул письмо своей жены, в котором лежал ее портрет, долго вглядывался в ее черты и потом положил все вместе под подушку. Ему невольно пришли на память сцены из «Сумасброда», и он прошептал:
– Довольно мне ветреничать, неверность Кальвимон будет служить мне первым шагом к благоразумию!
Но как же это случилось, что госпожа Кальвимон была так неосторожна и решилась на свидание с Лагранжем, которое могло сильно скомпрометировать ее?
Дело в том, что она слишком надеялась на свое влияние и была убеждена, что любовь принца к ней никогда не остынет. Когда Конти женился на Марианне Мартиноци, Кальвимон была в страшной тревоге, в особенности же в день его возвращения в Пезенас. Но смерть Серасина дала ей полную уверенность, что принцесса никогда не станет для нее опасной соперницей, потому что чем больнее подействовал на принца этот несчастный случай, тем ненавистнее сделались ему кардинал и его племянница, невольные виновники всего происшедшего. Как большая часть суетных и самолюбивых женщин, Кальвимон тотчас же угадывала нежное чувство, возникшее в сердце мужчины, но никогда не замечала охлаждения. Она видела в своем высоком любовнике все того же человека, который мужественно стоял во главе Фронды против Мазарини, и приписывала перемену в его политических убеждениях силе обстоятельств и честолюбивой жажде власти. Недоступная сильным ощущениям, она, разумеется, не могла предположить, чтобы борьба, огорчение могли изменить сердце человека, дать другое направление его вкусам и желаниям. Инстинктивно она чувствовала некоторую неприязнь к Мольеру, но была очень далека от мысли, чтобы какой-нибудь бродячий комедиант мог возыметь влияние на принца и быть причиной ее падения. Лагранж сильно заинтересовал ее с первого раза, во время же представления «Сида» он окончательно очаровал ее. В первое же свидание она убедилась, что Лагранж безумно влюблен в нее. Это открытие сильно польстило ее самолюбию. Уверенная в своем самообладании, она смело пошла навстречу опасной игре в любовь. Но расчет ее был неверен. Противник оказался гораздо сильнее, чем она сама. Он знал все тайны соблазна и обольщения и, не чувствуя сам ни малейшего увлечения, видел в госпоже Кальвимон только выгодную для себя добычу и осторожно, холодно опутывал ее любовными