корабля, полным сырой рыбы, которую украшали розовые вкрапления имбиря и зеленые горки васаби. Она уже предвкушала предстоящее наслаждение. С тех пор как у нее обнаружили рак, любое, даже самое ничтожное удовольствие стало для нее чем-то вроде последней сигареты смертника.
Наоко обеими руками ухватила миску супа и, не отрывая глаз от стола, продолжила:
– Сейчас он как безумный подсел на диалоги из старых музыкальных комедий студии «Шочику». Заказал через Интернет какие-то левые диски и слушает их по кругу, не понимая ни слова. По-твоему, это нормально?
Сандрина сочувственно кивнула и взяла очередной рулетик из водорослей, тунца и риса. Она уже порядком объела корму корабля.
– Через десять лет брака я так и не знаю, понял ли он, что я – живая женщина. Прежде всего я – экспонат в его музее.
– Главный экспонат.
Наоко скептически поморщилась. У нее был чувственный рот. В профиль нижняя губа казалась чуть выпяченной, что придавало ей какую-то животную грацию. Сандрина не знала Японию, но ей доводилось слышать об историческом городе Нара, где на свободе разгуливают олени. И она всегда воображала, что Наоко из Нары.
– Он думает, ему дико повезло жениться на японке. Через меня его принимает моя родина. По-французски есть такое выражение, когда король делает кого-то рыцарем…
– Посвятить в рыцари.
– Вот-вот. Япония посвятила его в самураи. Он втянул в это даже наших сыновей. Иногда у меня такое ощущение, что они для него – генетический эксперимент, попытка смешать свою кровь с кровью моего народа.
Сандрине хотелось объяснить Наоко, что в жизни бывает и кое-что похуже. К примеру, когда тебе под сорок и у тебя нет ни мужа, ни детей, зато есть рак, который пожирает твою грудь, печень и матку.
Но Наоко видела проблему шире. Она развела руки, словно раздвигая границы своих страданий:
– В конечном счете у меня с ним та же беда, что и со всей Францией. Здесь я всегда была ярмарочным уродцем. Даже сейчас, узнав, откуда я родом, мне говорят: «Обожаю суши!» А бывает, что ошибаются и называют немы[8]. Или благодарят, сложив перед грудью ладони на тайский манер. А то и поздравляют с Новым годом в феврале, на китайский Новый год. Как меня это достало!
Сандрина уже добралась до носа корабля. До чего же здорово снова чувствовать эти ароматы – йодистый вкус рыбы, едкую сладость имбиря, черную горечь сои. Словно любовные покусывания.
– Те, кто знаком со мной ближе, – прошептала Наоко все так же сосредоточенно, – спрашивают, правда ли, что у японок вагина уже.
– А это правда?
– Когда я приехала во Францию, – Наоко пропустила шутку мимо ушей, – я думала…
– Тебе хотелось стать француженкой?
– Нет. Всего лишь полноценным человеком, а не экзотическим сувениром. И уж точно не вагиной супермаленького размера.
– А ты-то его не разлюбила? – С набитым ртом Сандрина вернула мяч в центр поля.
– Кого?
– Пассана.
– Это уже в прошлом.
– А