и подаренным ей кольцом.
– Ну-ка, скажи мне, какой была та богиня?
Иван передал, что знал от Марьи. Дед бороду теребит, молчит, а потом машет рукой:
– Нет, не она, не похожа. Ну, да ладно. А от меня-то ты чего хочешь?
– Хочу, – сказал Иван, – чтобы ты мне дорогу указал в мир богов заморских, рассказал, как туда добраться.
Дед ухмыляется:
– Считай, что тебе свезло. Никто кроме меня дороги не знает. – Можешь звать меня дедом Федотом. Вот мы с тобой сейчас чайку попьём, и я тебе в аккурат всё выложу.
Сидит Иван с дедом Федотом чай пьёт, дед ему и говорит:
– Как-то, – говорит, – я с приятелями веселился и поспорил, что по семицвету гулять буду. Слово вылетело – надо его держать. Вот и пустился искать его, ушёл из тех мест, где родился. Молодой был. А покуда я – сирота, то печалиться обо мне было некому. Акромя старика, мастера плотницкого дела, который меня воспитал и всё своё умение мне передал.
Стал я высматривать, где семицвет (или радуга по простому) чаще всего бывает. Приметил это место, где сейчас деревня-то стоит. Я тут, считай, самый что ни на есть первый поселянин. В то время людей здесь не было. Были лес, горы, речка. Радугу поймать я так и не сумел, зато вызнал, что и богам это место тоже приглянулось, потому радуга здесь часто и появлялась.
Однажды увидал он, как три распрекрасные богини купались здесь в озере, а когда вышли из воды, то обернулись птицами невиданными и улетели. На другой день Федот их уже поджидать стал. Те птицы заново прилетели только к концу третьего дня. Обернулись богинями и пошли к озеру купаться. Особенно полюбилась Федоту одна молодая богиня, такая красивая, что словами не выразить. Дерзнул Федот, некому было его образумить, стал он мечтать, чтобы рядом с ней оказаться. Поначалу дом себе поставил, чтоб можно было чаще её видеть. Вскоре установилось, что и она его заприметила и полюбила. Стали они размышлять, как же им видеться чаще, чтобы не только она могла прилетать к нему, но и он к ней приходить.
У богов тамошних часто ведётся, что отцов они своих не ведают, вот и у ней была только старуха мать. Она-то ей совет и дала: пущай, мол, твой Федот, мост между двух миров соорудит, тогда и замуж за него пойдёшь. Да только материал пущай такой найдёт, который впору будет и на земле, и на небе. Вызнала она, значить, что мастером он был наипервейшим. Долго Федот инженерил, из какого такого материалу мост смастерить. Надо было, чтобы он надёжно упирался не только в твердь земную, но и в небесную. Всё испытал Федот, всё, что знал: и железо, и камень, и дуб столетний с лиственницу. Да только всё рушилось, стоило только ему миновать человеческий порог и достичь божественного предела. Тогда невеста его вновь обратилась за советом к своей матери, старой богине.
На сей раз старуха прямо так и сказала: пусть Федот мост из тел и душ неупокоённых убийц построит. Тела в самый раз, сказала, придутся для мира земного, а души – для мира божественного. Неупокоённым душам – всё равно. Им – ни тела не надобны, что земное назначение имели, ни души не надобны, что угодны небесному миру.