той самой Алёны, которая всё время спала на ходу. Она жила на самом краю деревни.
К мешку-то как раз она последняя доплелась, вот и досталась ей самая одна тяжкая человеческая нелепость – зависть, да не простая зависть, которую можно в раз от себя отпустить, а расколотая на кусочки. Разбилась она, когда богиня мешок скинула. Может, потому девушки и не стали её сломану подбирать. И покуда Алёна медленно сображала, то никак не могла узреть, отчего ж она свой покой с тех пор потеряла. И как только она на пороге Ивана-то увидела, то решила, что хочет себе такую же любовь, как у Ивана к Марье.
Вот заходит Марья к Алёне, смотрит, а Иван спит крепким сном на Алёниной постеле. Марья зовёт его, а он не слышит, не просыпается. Поняла Марья, что Алёна его зельем опоила. Марья и говорит:
– Мне, Алёна, вернуть надобно все нелепости богине, иначе она меня к себе заберёт на веки вечные. Где тот мешок, что Иван с собой принёс?
Алёна тем временем в сорочке на кухне сидела и сладостями живот свой набивала.
– Мешок – у порожка, а нелепости тут где-то по дому разбежались. Забирай, коль задастся.
Стала Марья их созывать, а они от неё – кто куда, не хотят в мешок возвращаться. Хорошо им тут, вольготно живётся у Алёны. Пробовала догнать, да, где уж там! Нелепости сквозь пальцы, как вода сочатся. Что делать? Поняла Марья, что не под силу ей одной собрать все нелепости. Вновь зовёт Ивана, а он всё также спит крепким сном. Пошла Марья домой, идёт и думает: «Уж лучше пусть меня богиня к себе заберёт, коли Ивана мне теперь не видать». Идёт, а на встречу дед Федот:
– Здравствуй, Марья! Где Иван? Слышал я, что сподвезло ему из царства небесного вертаться?
Марья испугалась было, как увидела такого древнего, белобородого старика, а после и рассказала ему всё, как было. Понял Федот, что Ивану удалось-таки одолеть божественные пороги, но тяжко оказалось совладать с отборными людскими нелепостями и говорит:
– Ты не плачь, Марьюшка, скоро мы с тобой все те нелепости сложим, я сам их богам свезу. Ты иди назад к Алёне и спроси Иванов лисапед. Как только его получишь, сядь на него, ноги положи на руль, а руки вместе с пустым мешком высоко держи над головой и спокойненько езжай себе.
– А как же Иван?
– Раз Иван заплутал среди пустяков и неразумностей, стало быть сам теперь такой, пустяшный.
Хотела было Марья воспротестовать, что, мол, её Ваня – другой, добрый, да не стала перечить скорее, пошла обратно к Алёне. Стучится, еле дождалась, пока та доползёт до двери и отворит. Спросила лисапед, Алёна указала ей рукой на сарай:
– Вот там ево лисапед. Никому такова барахла не надобно, забирай.
Марья достала Иванов лисапед, села на него, всё сделала, как дед Федот велел. Стоило ей мешок над головой поднять, как нелепости рты разинули. Такой нелепости они ещё не видывали, и тут же все разом повалили в мешок сами обратно, прихватив с собой Ивана. Сонная Алёна когда поняла, что случилось, лисапед уже унёс Марью с Иваном далеко, на другой край деревни, где перекрестье