нелепостей помолчала и ответила:
– Конечно же, знаю, кто ж её не знает, это я самая и есть.
– Да, как же так? Не может этого быть! – всплеснул руками Иван. – Дед Федот говорил, что богиня его молода и прекрасна…
Богиня ему ответила, поджавши губы:
– Старая богиня, знаю, и что с того?! Что толку от молодёжи? Мир только на старом и держится! Ежеле бы не мы, он давно бы уж повалился… Но рано али поздно, боги тоже помрут, и тогда никто не знает, что станется.
Иван рассказал ей про Федота, сказал, что Федот любит её по-прежнему, печалится, что не может её увидеть, что хотел бы уже отправиться на покой, но душегубы окоянные не пущают. А раз так, то он мост этот злосчастный хочет порушить, но не знает, как, слёзно просит свою богиню дать совет. Вспыхнула горделиво богиня, мол, так ему и надобно, пусть мается! Сам виноват, не захотел он тогда жить вместе с ней, рядом с богами, мертвяками, видите ли, побрезговал, а теперь пусть на себя пеняет! Потом маленько успокоилась и сказала, что Федотов мост невозможно разрушить, потому, как сами боги его стерегут.
Но коль скоро удастся его снести, что навряд возможно, то тогда нужно будет тут же вместо старого моста построить новый. Потому как, если боги увидят, что он натворил, тут же низвергнут его со всей высоты их божественного мира обратно на земь, и тогда от него мокрого места не останется и им не быть вместе во веки вечные!
– Да, как же я новый мост-то построю, я ведь не мастер, как Федот. Федот и тот весь имеющийся материал испытал, ни один не пришёлся, кроме мертвецов!
– А об этом, я тебе, Ванюша, ничего сказать не могу. И никто не скажет, мать моя старая богиня давно уж померла. Тебе его надобно порушить, ты и решай. Да только мост новый взамен старому выстроить надо моментально. Боги иначе тебе не простят. Мост помогает им силу их великую накоплять.
– А зачем им столько силы? На что они её потратить хотят?
– Отколь я знаю. Мало ли?! А вдруг татары с монголами напасть вздумают? И вообще, кто ж от силы дармовой откажется? Так что иди, Ванюша, по добру по здорову, пока ночь не настала, а мне поесть чего плотского не вздумалося.
Сказала так и скрылась в доме. Запечалился Иван, закручинился. Скрестил руки на груди, сложил ноги на федотов лисапед и только хотел поехать по миру богов, куда глаза глядят, как богиня нелепостей его окликнула обратно.
– Ванюша! А мешок-то свой я жду от тебя непременно, а ежели решишь ослушаться, то и кольца тебе не видать, и Марьянку я твою к себе заберу, и работой занудю, мне как раз прислуги не хватает. А! И Федоту, дружку своему, передай, что он мне тут низачем не сдался. Возраст, знаешь ли уже не тот, а хозяйство я и сама вести могу.
Ещё сильнее закручинился Иван, сел на лисапед и поехал. Ехал он, по сторонам не глядел, только о Марьюшке своей и думал, да о том, что он деду Федоту скажет, да ещё о том, из чего ему мост соорудить. Лисапед, тем временем, привёз его в то место, где был край божественного мира и за ним начинался мир тамошний, ихний. Светило тамошнее схоже с нашим солнцем, да только оно не обжигает.