не обнаружился. От ее быстрых ног да проворных рук и зависело – быть ли штрафу. Так что самых ловких да молодых сюда и совали.
– Ну, Сережка!.. – вырвал Савва из его рук вожжи и сел на передок, чтоб не заглядывать в очи черные.
Своячок-братанок правильно его понял:
– Что, хороша Зиновеюшка?
– Хороша, – не стал скрывать Савва. – Смотри, выкраду у тебя.
– Я не жадный… ежели Зиновеюшка согласится.
– Не соглашусь, – в спину она кольнула. – Из-под венца-то бежать?
– Да ведь венец-то лишь после Великого поста будет, – легкомысленно засмеялся Сергей.
– Все едино. Разве мы не живем как муж и жена?
Откровенность этой девочки-присучальщицы была мила и удивительна. Немудрено, что так присушила лошадника Сережку… Он уж и на бегах-то целый месяц не бывал. Неужто это и есть любовь, когда даже лошадей забывают?
Стыдно сказать, но Савве захотелось удрать от этого ненужного соблазна.
– Останови, – бросил он вожжи, забыв, что остановка была в его руках, и спрыгивая на полном ходу.
Рысак долго еще тащил, виляя, неуправляемые сани, пока Сережка вылезал из-под лисьей шубки и ловил вожжи.
Вроде бы ни к чему было бежать из саней, но ведь и причина объявилась: с дороги соступила в снег, уступая рысаку, не кто иная, как Севастеюшка. Савва давно ее не видел, и не то чтобы соскучился, а угрызения совести почище взгляда Зиновеи в спину кольнули. Он вернулся и нагнал ее.
– Не узнала разве?
– Узнала, Савва Тимофеевич, да к чему узнаваться?
– Да хоть по старой памяти.
– Ну-у, память! – Она все-таки замедлила шаг. – Я хотела вас видеть, Савва Тимофеевич. Сказать надо кое-что…
– Любовное?
– Кака-ая любовь! Вы посмотрите на меня?..
Он понимал, что не узнает прежней Севастеюшки, – разве что обличье выдавало. Все-таки видел же год назад, немного другой была… А сейчас не то что строгость – жесткость какая-то во взгляде.
– Пойдемте к обрыву, туда тропка натоптана, напрямую к фабрике бегают.
Он пошел вслед за ней, потому что по узкой тропинке идти рядом было невозможно. Да и вела себя Севастея как главная на этом пути, шла не оглядываясь, словно знала, что он не отстанет.
– Вот, самое место, – присела она на бревнышко, положенное в расщепы двух срубленных сосен.
Савва потянулся было к ней, но она строго отстранила его лобастую голову:
– Не надо. Дело такое… – Она замялась, но потом решительно тряхнула концами шали. – Не должна бы я вам это говорить, но предостеречь хочу… Знаю, что вы меня не выдадите.
– Да, да, Севастея. Что такое?
– Вы человек ученый, не буду я вам блинцы по сковороде размазывать. Просто скажу: как минует рождественская неделя, на фабриках наших начнется всеобщая забастовка, пожалуй, что и стачка… Не надеюсь, но прошу: уговорите отца. Для вашего же семейного блага. Пусть укоротит руки своим управителям. Пусть сбавит рабочий день. Пусть снизит проклятые