мама, а меня нету. Огорчится, будет плакать. Что я потом скажу ей?
«Мама, мама… домой, домой…» – проклёвывалась песня. Но Василий рванул девочку за руку к двери:
– Пустяки! Дети всё равно когда-нибудь уходят от пап и мам.
– Н-нет, – шепнула она, но с трепещущим сомнением в голоске. – Куда мы побежим? Холода уже какие, снег – посмотри, Вася, за окно: зима ведь уже.
– Сядем в поезд и-и-и!.. Хочешь в Африку? Там вечно тепло и море фруктов. Во заживём! Потом и других ребят из детсада – но только хороших! – переманим туда, и родителям напишем, чтобы приезжали. Ну, что ты?
– Но там львы и крокодилы.
– У меня припасена рогатка. Сварганю лук. Заживё-о-ом! Драпаем?
И, не дожидаясь ответа, он вытянул Сашу в раздевалку; там никого не было, ребятишки с воспитателями – по группам. Мятежное, ослеплённое обидами сердце Василия, казалось, падало и вновь взлетало. Было страшно, жуткостно до дрожи в коленках, но – скорее, скорее из этого унылого дома! Беспорядочно хватал из кабинки вещи, кое-как одевался, не застёгиваясь хорошенько и не зашнуровываясь. Успевал и Саше помогать, шипел:
– Живее ты, копуша!
Подбежали к дверям – ах ты, чёрт: замкнуты на внутренний замок! Василий застонал – до того досада и отчаяние скрутили и сдавили сердце его. Что делать, что же делать? Тупик? Повалился на пол, уткнул голову в ладони. Чуть было не разревелся, да услышал сверху, точно бы с самого неба, тихий голосок Саши:
– Можно ведь окно открыть. Вон там, в конце коридора, я знаю, шатается защёлка.
Вскочил на ноги, облапил свою подружку. Она вспискнула, улыбнулась. А он смутился, зарумянился. Крадучись, на цыпочках пошли по коридору. Вдруг кто-то вышел из игровой комнаты – беглецы метнулись за кабинки, притиснулись к полу.
– Да где же эти поросята? – услышали Риту Николаевну.
Наконец, дверь захлопнулась. Василий, напыживаясь так, что ломило в скулах и, казалось ему, вылезали из орбит глаза, отодвинул перезакрашенные в десять слоёв защёлки на рамах и распахнул окно – прекрасный, сказочный студёный ветер бросился в его жаркое лицо. Оба тихонечко засмеялись. Он затянул Сашу на подоконник, и они вместе, взявшись за руки, выпрыгнули на улицу и во весь дух побежали.
Вырваться вырвались на волю, добежать добежали до железнодорожной станции, да поезда им никто не приготовил. Долго и маетно бродили они, страшась, что поймают их и вернут в детский сад, возле приземистого, горбатенького крышей ядовито-зелёного зданьица станции, которая почему-то была заперта на замок. Где обогреться, присесть? Людей не видно, лишь вымазанные углём и мазутом двое мужиков однообразно, с хмурой молчаливостью сцепляли и отсоединяли вагоны. Подымая гигантские крыластые вихри, проносились по великой восточно-сибирской магистрали бескрайние составы; пассажирские и скорые поезда не останавливались отчего-то, с весёлым ликующим гулом и свистом пропадали в тусклой дали. Уже знобило. Небо приседало ниже и ниже, тяготимое грязно-серыми вздутыми тучами, – быть, наверное, непогоде, снежной метели. Эх, скорей бы в Африке очутиться! Или ещё куда-нибудь угодить, где