поскольку принц начал чересчур лениться. Я ехала верхом на Канеле, который радостно заржал, увидев меня, и жадно проглотил несколько кусочков кислого яблока из моих рук. Для королевы оседлали старую и послушную кобылу. Лицо матери обрамляла тонкая кремовая вуаль, она оживляла ее лицо и подчеркивала синеву глаз. Донья Эльвира с мрачным видом тряслась рядом с ней на муле, наотрез отказавшись от паланкина. Столь же мрачная Беатрис сидела в седле своего коня, уставившись куда-то в пространство.
– Я думала, тебе хотелось приключений, – сказала я ей, пряча улыбку.
– Приключений? – бросила она в ответ. – Какие забавы можно найти в монастыре Святой Анны? Разве что тонкие простыни и чечевичную похлебку.
Она была права, мысль о поездке в Авилу меня радовала. Если Беатрис, вне всякого сомнения, ждала мгновенных перемен, вызванных письмом, то я с каждым днем вздыхала все с большим облегчением, полагая, что таковых не предвидится. И тем не менее понимала, что моя подруга терпеть не может однообразия. По мере того как Беатрис выходила из подросткового возраста, превращаясь, вопреки собственному желанию, в красивую молодую женщину, она становилась все беспокойнее, хотя никто из нас не осмеливался сказать об этом вслух. Я слышала, как донья Клара вполголоса говорила донье Эльвире, что девушкам вроде Беатрис нужно раннее замужество, чтобы остудить их чересчур горячую кровь, но Беатрис, казалось, не замечала знаков внимания со стороны мужчин, равнодушно проходила мимо свистевших ей вслед слуг. Вечерами в наших комнатах она со смятением разглядывала свои растущие груди и становящиеся шире бедра – свидетельство того, что вскоре она уже не сможет делать вид, будто женственность над ней не властна.
– Ты могла бы попросить дона Бобадилью взять тебя с собой в город, – предложила я, доставая из седельной корзины завернутые в тряпицу хлеб и сыр, дорожный обед от доньи Клары. – Кажется, донья Эльвира хотела что-то купить. Вчера говорила про ткань для новых платьев и плащей.
– Да, и тогда папа сможет устроить нам невыносимо долгую прогулку вокруг стен Авилы, – ответила Беатрис. – Будто я уже сто раз этого не видела.
Я протянула ей ломоть свежевыпеченного хлеба:
– Хватит дуться. У тебя лицо на кислое яблоко похоже.
При упоминании яблока Канела навострил уши. Я погладила его по шее. Альфонсо прав: хотя мулы и считались лучшими верховыми животными для незамужних девиц, мои дни езды на недоконях безвозвратно закончились.
Скорчив гримасу, Беатрис съела хлеб и сыр, затем наклонилась ко мне и сказала:
– Можешь притворяться как угодно, но я знаю – тебе не меньше моего любопытно, что означает то письмо от короля. Я видела, как ты открывала сундук и заглядывала в него ночью, думая, будто я сплю. Наверняка прочла письмо столько же раз, сколько я видела стены Авилы.
Я потупила взгляд, думая, что сказала бы Беатрис, поведай я ей, какую тревогу на самом деле внушает мне то письмо.
– Конечно, мне интересно, – ответила я, понизив