лучшие образчики немецкого языка. Моим учителем был сам император.
– Если ты дашь Раулю несколько уроков, он быстро выучит венгерский. – сказал Миклош-младший.
– С такими преподавателями, я просто обязан сделать это в кратчайшие сроки. – улыбнулся Рауль.
– Говорят вы большой любитель путешествовать? – поинте-ресовался регент.
– Вы очень осведомлены, витязь Надьбаньяи*!
– В молодости я тоже был страстным путешественником. – довольно хмыкнул старый адмирал. – Но моя истинная страсть – море. Поверьте, это серьезная проблема для старого морского волка, руководить чисто сухопутной страной, каковой стала Венгрия. Знаете, как за глаза меня дразнят дорогие соотечественники? Адмиралом без флота, и регентом без короля. Правда Иштван обещает мне построить канонерку на Балатоне, – пребывая в отличном настроении, прищурившись, сказал Хорти-старший. – Но пока строит локомотивы.
– Швеция нейтральная страна, поэтому могу вам предложить только бриг.
– Два корабля это уже флот! – с легким сарказмом, сказал Миклош-младший.
13/
Чистые Пруды
Москва. 1981г
Возвращение в Москву, вернуло Андрея в привычную колею. Вдоволь, вкусив провинциальной жизни, он вновь окунулся в привычную атмосферу столицы. Он любил её дух, её
атмосферу, особенно в пределах Садового кольца. Старый город вдохновлял; где-то мистический, как на страницах Булгакова; дворянский, у Толстого; купеческий и хлебосольный, у Островского. Конечно, это уже был совсем не тот город, который он находил у Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Гиляровского; во многом потерявший свой первоначальный колорит. Но островки старины встречались повсеместно. Даже не островки, а острова, которые правда, очень быстро таяли. Все без исключения «новоделы», Андрею не нравились, как и сталинские высотки. Последние, просто напоминали ему, совершенно неуместные, вычурные кондитерские ляпы. Многочисленные предостережения предков так и не были услышаны:
«О! проклят будь кто потревожит,
Великолепье старины;
Кто на нее печать наложит
Мимоходящей новизны»*. (Н. Языков)
Конечно, он не ратовал за возрождение исторического города, с трущобами Хитровки, где «ошибка равнялась смерти»*(Гиляровский); и любил Москву такой, какой она сохранилась; где «в старых переулках за Арбатом, совсем особый город»* (Бунин). Он любил её дворцы, соборы, парки, бульвары, набережные, «улиц путаный узор»*( Гиляровский). Сливаясь воедино, они и создавали её замысловатую, неповторимую архитектуру. И каждый уголок, звук, цвет, малейшее движение пространства имели здесь свое естественное и знаковое наполнение.
Москва, была у него в крови. Ему было мало наслаждаться городом, хотелось без конца делиться своим чувством. И как только в Москву, к дяде, переехал Роман, он сразу же ощутил острую необходимость, показать столицу во всей красе; передать её неповторимый дух и колорит. И знал на ком будет вымещать свою страсть.
– Давай на Чистопрудненский. –