и размашисто прошагал к одному из оконных проёмов – судя по всему, именно к тому, который был нужен.
– Не видно, – услышал через минуту подошедший и терпеливо ожидавший результатов Домотканов. – Ничего не пойму. – Валентин резко обернулся к товарищу и уступил место. – Посмотри сам. – Вынырнув почти до локтя из просторного рукава пальто, тонкая рука с широкой ладонью указала в окно. – Вон на том самом высоком холме между двумя маленькими.
Однако сколько ни смотрел Домотканов, тоже ничего не увидел.
–Нет, – огорчился он – и огорчился, скорее, не потому, что не увидел башни, а потому, что не смог сделать приятное новому знакомому.
Внезапно тот развернулся и стремительно зашагал по потрескивающей плитке – как через несколько секунд оказалось – к противоположному проёму. Опять Домотканов послушно последовал за гостем.
Тот неподвижно стоял и, сурово прищурившись, глядел вдаль. Домотканов проследил за направлением его сосредоточенного взгляда и вдруг увидел на самом далёком холме, на выпуклой от него линии горизонта, крохотную светло-серую крапинку, точно вбитый в землю гвоздик. Постепенно крапинка приняла формы, напоминающие башню, но очень смутно, можно было и ошибиться. Однако Домотканов всей глубиной души почувствовал, что не ошибся.
– Ещё одна, – прошептал Валентин. – Можно было догадаться.
– Ещё одна? – переспросил Домотканов, хотел было продолжить, но не успел: в голове возник ночной огонёк и, кажется, горел он именно в этой стороне.
– Всё становится на свои места, – вместо него продолжил тему собеседник, не меняя суровой позы. – Три башни – это уже путь, – голос его с каждым словом становился всё более и более похожим на голос актёра, читающего роль. – Вероятно, есть и четвёртая, и пятая и так далее. Впрочем, нельзя утверждать с уверенностью. Может. Путь и короток, в зависимости от цели, а может… – он повернул свою вновь обретённую способность двигаться голову и посмотрел на Домотканова прежним ясным, располагающим к себе взглядом. – Пойдём туда, да? – спросил Валентин с какой-то детской просительностью в голосе. Так дети просят новую игрушку.
– Пойдём, – не смог отказать Домотканов и даже прибавил для окончательной уверенности: – Конечно, пойдём. – Про огонёк он почему-то ничего не сказал. Что-то перестраивалось в Домотканове – и от слов Валентина, и от ночного огонька, и от увиденной башни, и от чего-то ещё, возможно, самого главного, чего нельзя было увидеть или услышать, но что давно ожидало всех этих сошедшихся воедино обстоятельств. Он вдруг страстно захотел пути к новой башне, так сильно, что ноги задрожали в коленках от предвкушения пути, а рука покрепче сжала твёрдую рукоять меча, словно не для того чтобы удержать его в руке, а самому удержаться за него.
– Переночуем и пойдём, – продолжил так же по-детски просительно Валентин. – С утра пораньше. Отдохнём и пойдём. – Он выразительно посмотрел на Домотканова опять, отрываясь от далёкой башни и снова устремляя на неё взгляд, словно она могла куда-то исчезнуть, если он не будет на неё смотреть то