кляксы, быстро тающие на теплом воздухе. Ноги у нее ослабели, и она осела на пол. Уткнулась головой в колени и заплакала. Рыдания вырывались из нее с усилием, точно болезненная икота.
Хьюз поспешно вышел из спальни, белая рубашка расстегнута, волосы влажные. Трясущаяся, со срывающимся голосом, она протянула руку, указывая на беспорядок вокруг.
– Оно уничтожено, – прорыдала она. – Уничтожено, я не знаю, как это вышло. Я была так неосторожна.
– Ш-ш-ш… – Хьюз сел рядом, обнял. Прижался лицом к ее волосам. – Дорогая, это ерунда. Мы все исправим. Не плачь, мы все исправим.
Он обнял ее за талию, поднял и повел к кухонному столу.
– Сядь, милая. Я обо всем позабочусь. – Он взял миску и аккуратно собрал не растаявшие кубики. – Полный порядок. Посмотри, Никки.
– О боже! – Ник сквозь слезы глядела на сверкающие останки желе. – Это отвратительно.
– Нет, это самое прекрасное желе в мире. Все мужчины позеленеют от зависти, увидев, какая хозяйственная у меня жена, – возразил Хьюз, улыбаясь. – Милая, пожалуйста. Все будет хорошо.
– Не хорошо, Хьюз. Совсем, совсем не хорошо, – сказала Ник, закрыв лицо рукой.
– Все хорошо, – повторил он, отводя ее ладонь. – Прости. У нас чудесная жизнь. Ты чудесная, и я намереваюсь быть тебе лучшим мужем. Я буду заботиться о тебе, дорогая, обещаю.
– Хьюз, – сказала Ник. – Хьюз, пожалуйста, я хочу домой.
– Я отвезу тебя домой, Ник, – пообещал он. – И все будет хорошо.
1947: февраль
Ник курила на кухне, вполуха слушая передачу о птицах и потирая раздутый живот. Глянула на задний двор, который был таким же, как ее живот, – твердым и сонным. Воробей то там, то сям с надеждой поклевывал жесткую землю. После рекламы «Бромо-Зельцера» снова вступил ведущий.
Мы возвращаемся вместе с мисс Кей Томпсон, она прочтет выдержки из прекрасного справочника «Птицы Новой Англии», который вот уже более шестидесяти лет радует любителей птиц.
Из радио донесся хриплый, с новоанглийской гнусавостью, женский голос.
Козодой жалобный – птица, принадлежащая к весьма необычному семейству, из-за его своеобразных повадок козодоя преследуют предрассудки, как зловещие, так и нелепые. Но у козодоя есть немало милых и трогательных черт, среди которых родительская любовь и супружеская верность.
Ник проверила меренги в духовке. Хьюз стал буквально одержим меренгами после недавнего делового ланча во французском ресторане. Так странно, все эти увлечения, что он подцепляет вдали от нее. Она не переставала удивляться, обнаруживая, что он вдруг полюбил то или это, хотя еще утром уходил из дома с известными ей предпочтениями. Но, несмотря на эти маленькие, неожиданные увлечения, она чувствовала, что теперь гораздо лучше понимает его. А быть может, она стала лучше понимать их брак; начала осознавать, что это не одно и то же. «Какое безобразное, заурядное слово – компромисс», – подумала Ник. Но теперь все шло гладко – как скрипучая дверь,