на ней пятно. Она посмотрела на свой палец, и внезапно он показался ей толстым, бесформенным и грязным. Грубые руки, как говорила ей мать, втирая на ночь масло в пальцы, для леди это недопустимо.
Ник снова перечитала письмо, выискивая скрытый смысл, анализируя слова, решая, какое полно значения, а какое стоит лишь для связки тех, что имеют значение.
Некоторые ничего не значат, решила она. Это и был – лишь запасные, даже если без них и не обойтись. К тому же каждый имеет право на счастье.
– О боже, – пробормотала она, эти слова, почтовый листок и ключ точно сразили ее. – О боже.
Она положила голову на стол и попробовала заплакать, но ничего не вышло. Она смотрела, как на пластиковой поверхности появляется и исчезает след от ее дыхания.
Потом подняла голову, выпрямила спину. Снова придвинула к себе Письмо. Положив ключ на стол, взяла плотный кремовый лист и направилась к бару на застекленной террасе, где смешала себе мартини и проглотила его залпом.
Затем смешала еще один. Выпив и его, посмотрела на листок.
Мир уже не охвачен огнем. Но я все еще люблю тебя.
Она сделала себе третий коктейль, на сей раз бросив в бокал три оливки. Затем, с Письмом в одной руке и мартини в другой, вошла в гостиную, где дымил и шипел камин, который она растопила утром.
Села на низкую вышитую кушетку и бросила последний взгляд на листок.
Я знаю, что обещала не писать.
Ник швырнула Письмо поверх просевших поленьев и смотрела, как оно скручивается и медленно, медленно обращается в пепел.
Еще посидела, крутя бокал за ножку между пальцев и завороженно глядя на огонь, потом встала и чуть пошатываясь направилась в библиотеку. Достав записную книжку, Ник заказала междугородний телефонный разговор с Хеленой.
Ожидая, пока оператор соединит ее, она вытащила сигарету из коробки на телефонном столике. Закуривая, она смотрела в маленькое эркерное окно, из-за которого библиотека была ее любимой комнатой в доме. Снаружи низкие ветви ясеня царапали оконное стекло.
Оператор попросил подождать на линии.
Ник допила мартини.
– Жаркое, – сказала она себе пьяно.
К тому моменту, когда в трубке раздался голос Хелены, Ник впала в оцепенение.
– Ник? – Голос Хелены доносился сквозь скрипы.
– О, – произнесла она, с удивлением обнаружив, что говорит с кузиной.
– Это ты?
– Да, да, это я. – Слова из нее выходили с трудом.
Но я все еще люблю тебя.
– Как ты? У тебя все в порядке?
– Нет, не в порядке, – сказала Ник. – Я… я вдруг потеряла все. Ты помнишь наш маленький дом на Вязовой улице? И как жарко было в то первое лето?
– Да. – Тон у Хелены был неуверенный. – Ник, что стряслось? С Хьюзом все хорошо?
– Хьюз это Хьюз, – сказала Ник. – Нет, я просто грущу по нашей старой жизни. Вот и все. Я все что угодно отдам, чтобы вернуться прямо сейчас в тот дом, стирать чулки в этой ужасной маленькой ванной. Ты помнишь, как моя последняя пара просто испарилась на вешалке над ванной? Мы вернулись