случалось видеть что-нибудь такое, что вы сочли бы сверхъестественным?
– Ну, не далее как позавчера я видел на Вигнс-стрит, как человек превратился в быка.
Арментроут несколько секунд смотрел на него без всякого выражения.
– Вы перешли ко враждебному настрою.
– Нет. Извините, я…
– Только что вы были готовы к сотрудничеству. С вашей нынешней повышенной лабильностью вы не сможете плодотворно работать в группе.
– Чем? – спросил Кокрен, не понимая, почему его сочли дерзким.
– Вам показали вашу «комнату»? Рассказали, где кафетерий, душевая?
– Да.
– Тот однорукий человек, которого я не мог уговорить выйти из переговорной, – ваш сосед по комнате. Джон Бич, но мы все называем его Лонг-Джон. Я почти уверен, что это не настоящее его имя; вероятно, он выбрал его лишь потому, что его нашли в Лонг-Биче. Он у нас с ноября девяносто второго года.
Кокрен чувствовал себя опустошенным; оставалось надеяться, что однорукий не станет цитировать «Алису в Стране чудес» непрерывно.
– Он будет с вами в группе. И Дженис Пламтри – та самая женщина, с которой случился приступ в Вегасе в девяностом и которая считает, что девять дней назад убила короля. Вы можете тоже принять участие. Если вы проявите излишнюю импульсивность или разрезвитесь, я попрошу вас уйти.
«Разрезвлюсь?» – подумал Кокрен, невольно представляя себе звериные головы с клыками и рогами на каменном полу старой коптильни.
Арментроут повел его обратно по коридору в телевизионное фойе, но Кокрен приотстал в дверях, а доктор прошагал по блестящему навощенному полу и опустился в одно из покрытых чехлами кресел, стоявших вокруг стола для заседаний близ окна. За столом уже сидели четверо мужчин и две женщины; от входа в зал можно было рассмотреть только их силуэты, и Кокрен подумал, что, пожалуй, пора уже включить свет или задернуть занавески, потому что предвечернее солнце заливало комнату горизонтальными оранжевыми лучами сквозь кусты, вившиеся за армированными стеклами.
– Мои гражданские права грубо нарушены, – резко говорила сидевшая за столом молодая женщина. – Я ничего не подписывала, и меня удерживают здесь против моей воли. Сколько насчитают в Сан-Диего за девять дней на муниципальной автостоянке, а? Могу поручиться, штраф будет больше стоимости самой машины, – это всего лишь «Тойота силери» восемьдесят пятого года, но она нужна мне для работы, и вы за все это ответите, докторишки недоделанные.
– Дженис, это была «Тойота крессида», – сказал Арментроут, и шар его головы, освещенный сзади, повернулся то ли к Кокрену, то ли к окну. – Если только вы не имеете в виду какую-нибудь еще машину – например, автобус.
– Идите в жопу, доктор, – ответила женщина, – вы меня больше не запугаете. Она была припаркована по всем правилам, и…
– Дженис, – резким тоном перебил ее другой мужчина, – переходить на личности нельзя, и это даже не обсуждается. Если хотите остаться, соблюдайте правила. –