просипел Зигфрид.
Я разжал, и мы посмотрели сначала на ком биопластика с отпечатками моих пальцев, впрочем, колпак кабины можно было ещё различить, а затем друг на друга. Зигфрид зарычал, как рычит смертельно раненое животное – с тоской и отчаянием.
–Я… Я не хотел! – выкрикнул я, вскочил с кровати и осторожно положил на стол белый ком.
Зигфрид перестал рычать. В каюте воцарилась смертельная тишина. Я смотрел за спину дайвера, в спасительный коридор. Дайвер взял двумя пальцами ком биопластика, осмотрел, и вдруг по щеке арийца скатилась слеза.
–Два месяца, – хрипло сказал лишённый своего детища скульптор. – Два долгих месяца! Ещё месяц – и закончил бы!
–Может, не всё потеряно? – предположил я.
Здоровяк утробно рыкнул и стремительно развернулся. Присев, я увернулся от удара кулаком в голову и улизнул в спасительный коридор. Не соображая, что делаю, полез по скобам на верхнюю палубу. Наверное, надо было бежать в гальюн и там запереться.
Лапа схватила меня за лодыжку. С этого момента Зигфрид не издавал ни звука. Я посмотрел вниз и увидел побелевшие глаза противника. Они могли принадлежать только человеку, обезумевшему от горя.
Я дрыгал ногой и смотрел на ухмыляющийся оранжевый смайлик с длинным носом. Сегодня у носа появились длинные волосы. Капитан явно будет недоволен… Сильный рывок сбросил меня вниз, и мои пальцы и подбородок больно пересчитали скобы.
–Вставай! – рыкнул Зигфрид, поднимая меня за подмышки.
Дайвер поставил меня напротив. За мной в метрах пяти был гальюн, за противником, в двух метрах, – камбуз.
–Мне, правда, очень жаль, – заметил я.
–Правила простые, – тихо сказал здоровяк. – Удары в пах и шею запрещены. Борьба запрещена. Локти и ноги запрещены. Только руки – в голову и туловище. Уяснил?
Я кивнул, хотя это было необязательно. И Зигфрид двинулся на меня. Он наносил удары с оттяжкой, наслаждаясь каждым попаданием. Мои жалкие тычки, которые чудом проходили, только злили его.
Кулаки врезались мне в живот, но не в солнечное сплетение, чтобы я не задохнулся и не потерял способностей к сопротивлению. Удары сыпались в рёбра, грудь, подбородок. Мои руки, блокирующие удары, перестали чувствовать боль. Я упёрся спиной в дверь гальюна. И разозлился. Мне нечего было терять.
Зигфрид нерешительно отступил. Мне приходилось уже драться вот так, на базе «Фобос-1», когда на два часа остались только прослужившие полгода солдаты и мы, салаги. Главное – бить чётко и точно, и не думать о том, как уцелеть, ведь всё равно тебя вырубят. Первый мой удар пришёлся в нос. Затем в зубы. Зигфрид плевал кровью. Кровь была у него на щеке, лбу, шее, на майке. И на кулаках. Впрочем, на его кулаках, наверное, была моя кровь.
Последний удар оказался удачным. Зигфрид отлетел к стене и съехал на пол.
По лестнице прогремел металл.
–Что происходит? – взревел капитан.
Леонора посторонилась, и прошла в каюту, не глядя ни на меня, ни на Зигфрида, смотрящего полным ненависти взглядом. Я присел на корточки