ты где сама-то живешь? – у Миколы сбилось дыхание, так быстро они шли, но он старался сделать вид, что все в порядке.
– То там, то здесь. Сейчас там, – и неопределенно махнула влево.
– Там – это где? В соседней деревне? Куда мой отец сегодня поехал?
– Ага, ага, – пропела девушка. – А расскажи мне про своего отца. Каков он из себя?
Микола не заметил, как ловко она переводит тему. Он очень любил рассказывать про себя:
– Ну, он строгий, но справедливый. Смелый, ничего не боится. И самый главный, его все уважают.
– Ой ли?
– Точно тебе говорю. У него знаешь, сколько крестьян и слуг? Они делают все, что он им говорит.
– Иначе что?
– Что?
– Иначе плетью по спине, вот что. Знаю я твоих деревенских глав.
– Да откуда тебе что-то знать, ты и не живешь в нашей деревне, и никого оттуда не знаешь.
– Главные везде одинаковые, они всегда бьют неглавных розгами, чтобы те их слушались, а без розг никто никого слушать не станет.
– Тебя били хоть раз?
Девушка резко остановилась и Микола чуть в нее не врезался с размаху. Вовремя остановился, но все равно оказался очень близко. От нее пахло полевыми травами и цветами, а вблизи она оказалась еще лучше, чем издалека, когда он пытался ее догнать, а она убегала. Внезапно очень зло она произнесла:
– Еще бы меня кто-то бил, пусть попробуют.
Микола вдруг понял, что ей не шестнадцать. Он увидел это в ее глазах, вспыхнувших в последний раз голубым и превратившимся в бледно серые, грустный, мудрые. Старые? Она смотрела на него, как будто прошла через все и все знала. Знала, что было и что будет. Знала, что творится у него в голове. Знала, что она ему понравилась, и знала, что сам он этого еще не понял.
– Пусть попробуют, – повторила она еще раз, стиснув зубы с такой ненавистью, что эмаль на них хрустнула. Затем развернулась на каблуках и молча пошла дальше. Микола побрел за ней, не понимая, что он такого сделал, чтобы вызвать столь сильную реакцию. Думалось ему тяжело, не готов он еще был разбираться в хитросплетениях человеческих мотивов. Обычно он просто смотрел, как поступают взрослые, мнение которых он считал важным. В основном это был отец. Иногда – мама, но мама была женщиной, их реальности соприкасались лишь чуть, и проблемы в них были совершенно разные. Но ни в какой реальности не было ответа, почему девчонка разозлилась после одной фразы и, главное, что теперь с этим делать.
– Пока я спал, мне мама с папой приснились, – произнес он внезапно, сам не зная, зачем ему понадобилось делиться с девчонкой своими снами.
– Что делали? – вдруг заинтересовалась она.
– Ругались из-за какой-то женщины. Не помню, как ее звали, как-то на «М»… Моргана… Хотя это же ты Моргана. Ты меня разбудила и сон смешался с явью, и теперь я не помню, как ее звали.
– В соснах снится только прошлое, в осинах снится будущее, а в самой Чаще снятся последние в жизни сны. Не забредай так далеко.
– Это было прошлое, это было, я знаю.
– Было да прошло, да?
– А откуда