Вот через 30 лет я тебе вспомню эту сцену. Как же с тобой идти под венец? Не-е, нужно срочно браться за твой боевой дух!
Катька! Вот чертовка! – уже плывя, Август осознал всю беспросветную глубину своей трусости. – Я тебя сейчас догоню и возьму на абордаж!
– А твой абордаж за дно не зацепится? Давай дыши глубже, у меня разряд по плаванью, – и Катерина удивительно правильно вытянулась на воде, включив крейсерскую скорость.
Август аж присвистнул, притормозив. «Так вот откуда эта ее корма и миражи с силуэтом каноэ».
– Ну, тогда придется осадой брать! – крикнул он ей вслед, но она уже не слышала, полностью отдавшись бегству. Осознав бессмысленность погони и изрядно запыхавшись, Август вернулся на пляж. Он решил, что курить нужно меньше, а внимание Катерине уделять больше.
Потом ему вдруг еще раз вспомнилось, что когда в первый день практики они подбирались растянувшейся вереницей по шоссе к подножию подъема в горы, то Катька как будто всплыла самой заметной бульбашкой посреди кипящего котла других радужных пузырьков девочек-геологов. Пузырек был веселый и симпатичный. Особенно по ночам в палатке, когда процесс помещения в спальный мешок затягивался и превращался в игру догонялки в мешках. Бесцеремонно рука Августа будто зашаливший щенок пробовала зубками-пальцами мягкость шариков-грудей Катеньки, и та, не сразу вспомнив о своем и его статусе, мягко снимала пятипалого щенка и шлепком отправляла прочь.
Недавние сцены похода всплывали одна за другой, и незаметно для себя Ава сам превратился в картину на пляже: стоял и, казалось, вбирал в себя море, небо и девушку в пене брызг. Древние мифы и сказания жили и работали до сих пор. Насыщение длилось не более пяти минут, но мозг успел закристаллизоваться до такой степени, что голова теперь обрела неживое счастье валуна. Это состояние иногда случалось с ним, и никак не объяснялось, и не определялось. Августу не хотелось называть это ни медитацией, ни трансом, ни черт его знает еще какой популярной паранормальностью. Ему просто иногда нравилось так уходить от мира. Начнешь рыться в терминологии и пойди потом найди за ней то удовольствие, которое просто было, но потом закостенело в классификациях. Теперь у него есть номер в каталоге, и оно тихо пылиться на полочке – ненужное и неинтересное.
Удачно «повтыкав», как говорят в народе, удовлетворенный Август взбодрился, напялил шорты и уже было хотел преодолеть короткий подъем к лагерю, да умиротворение его улетучилось быстрее дыма над костром – на уступе в кустах стоял Боря. И все было бы еще ничего, но проклятая камера была, как всегда, при нем и она, гребаный Экибастуз, не висела на плече без дела! Боря снимал и снимал. Наверное, он снимал и свой сон – это же так необычно!
– Кх-кх, Борис Гадович, я извиняюсь, ты тут давно… портишь вид, – Август успел придать голосу тембр веселого застольного собутыльника, который сейчас тебя напоит, выведет на улицу, а потом ты вдруг как-то сам собой упадешь лицом прямо в лужу.
– Не мешай мне, недостойный, я снимаю море! Кстати, отойди сам и забери свою наложницу