не сговариваясь, ступили следом за мной и вытянули свечи в Его сторону. Бесстрастное лицо степенно возвысилось к потолку и повернулось к нам. Чёрный, словно смоль, взгляд, не выражающий никаких эмоций, а одно лишь тихое истинное зло, был обращён в никуда и в то же время на каждого из нас.
Энди при виде обитателя коморки странно засопел, заскрипел остатками зубов. Алва, в свою очередь, пробулькала:
– Ну, здравствуй, Эваранди…
ДЕЙСТВИЕ 8
Улица Хэй Бакке, церковь преподобного Трифона Печенгского (29 ноября 1984 год, 01:41).
Если и было в этом мире что-то действительно ему самому чуждое, не предназначенное для глаз простых смертных, а тем более для слабой людской памяти, то этим чем-то был Эваранди. Эваранди – он же Светоч, как обмолвился ранее Энди. Светоч рождал в душе лишь мрак. Всё в высоком тощем существе было неправильно, странно, жутко. Особенно бросалось в глаза отсутствие у него правого предплечья. Безобразный обрубок был как будто бы только что срезан, но при этом он странным образом не кровоточил, – и капать бы тёмной жиже размеренно на пол, навевая мысли о сгнившем напрочь джеме, – но не осталось в жилах ни капли влаги.
Всей моей смелости хватило лишь на то, чтобы бросить на Светоча быстрый взгляд и тут же отвернуться, но и этого оказалось достаточно, чтобы образ горделивого уродца впечатался в мою многострадальную память навсегда. Не смея больше открывать глаза, я часто дышала и видела проносившиеся перед внутренним взором детали – иссиня-бледная, бликующая в свете свечей кожа; такая гладкая и липкая, словно это была и не кожа вовсе, а покрытый имбирным маслом воск. Я помню неестественно прямую осанку и угрожающее бездвижье, с которым Светоч на всех нас смотрел, и в особенности на меня. В его гладком лице не осталось практически ничего человеческого, но не прибавилось и звериного, – лишь что-то потустороннее, не причастное ко всему видимому, могло исказить человеческий облик столь естественно, но в то же время и ужасающе.
Светоч ничего не говорил. Зато говорила старуха. Лишь её булькающий голос не давал мне окончательно потерять нить реальности и впасть в бездну тяжелого бездумья, пересечь границу между разумом и Сумасшествием, неразборчивый шёпот которого я слышала всё более отчётливо.
– Ты снова вырвался… Почувствовал, что я приду, да? Ведь так, беленький? – выдержав паузу, прошамкала взволнованно Алда и шикнула на сына, когда тот попытался что-то сказать.
Светоч сделал навстречу старухе шаг. К этому моменту я уже нашла в себе силы открыть глаза, но оторвать взгляд от пола не смогла. Видны были лишь большие белые ступни. Они нисколько не боялись ледяного пола и ступали по нему спокойно и уверенно.
– Ты многое отдал ради себя, – сказала старуха, качая головой, – а затем ради меня, но на самом-то деле снова ради себя. Знаешь, Светлячок, душа женщины ведь ничего не стоит без красивой обёртки, поэтому я потеряла куда большее, нежели ты… И всё же… спустя столько лет я тебя простила…
Существо теперь стояло к