зеркале плоды своих ратных трудов. Никаких кровоточащих ран он не нашел, но синяков и ссадин было много. Очень много. Скептически покачав головой, Кержак допил боржоми и кряхтя полез в воду. Горячая вода оказалась верным решением, но вполне насладиться ванной ему помешали. Он только что допил воду и докурил сигарету, когда, как будто дождавшись именно этого момента – а возможно, что и дождавшись, в ванную вошла Тата. Дверь открылась, и Кержак увидел стоящую на пороге Тату. Тата была, что называется, в чем мать родила, но костюм Евы, как уже успел убедиться Кержак, ей очень шел. Тата была восхитительна, вот только Игорь Иванович был сейчас не в форме. Он был никакой. Так, наверное, правильнее.
Тата молча постояла в проеме двери, глядя на Кержака, который тоже молча смотрел на нее, потом вошла, закрывая за собой дверь, и подошла к Кержаку почти вплотную.
– Кержак, – сказала Тата, присаживаясь на край ванны, – давай я выйду за тебя замуж?
У Таты был приятный грудной голос, от которого Игоря Ивановича и так в жар бросало. Но то, что сказала ему Тата сейчас, его чуть не убило. Он просто не был к такому готов. Он даже не знал, что могут с ним сделать эти простые слова, произнесенные ее голосом. Он обмер. Сердце остановилось или что-то в этом роде, но только он почувствовал, как сжимается все в груди, и разом не стало в легких воздуха, и перед глазами туман. Но даже сквозь туман он видел ее глаза, голубые, как мечта.
Он все-таки справился, прорвался сквозь слабость и оторопь и даже смог заговорить, но чего это ему стоило, знал только он один.
– Тата, – первое слово далось с трудом. – Ты знаешь, сколько мне лет?
«Господи! Ведь я действительно старый хрен, я…»
– И ведь я не из ваших, – он улыбнулся грустно, потому что кроме грусти, кроме тоски, ему ничего не оставалось. – Это у вас подолгу живут. А у нас… восемьдесят лет, ну, девяносто, и все. И ведь это уже глубокая старость.
Он говорил, а она смотрела на него, без улыбки смотрела, серьезно, внимательно.
– Катя подарила мне отсрочку, – сказал он. – Я ей очень благодарен. За тебя, Тата, благодарен, но отсрочка – это всего лишь отсрочка. Понимаешь?
– Нет, – Тата осталась совершенно серьезной. – Нет, не понимаю. Королева подарила тебе шанс, а не отсрочку. Ты знаешь, кто я? Я меч королевы. Восемнадцатый меч! Ты просто не знаешь, Кержак, что это такое – восемнадцатый меч. Это первые тридцать. Мы умрем последними, когда у королевы уже не останется никого. Ты понял? Мы ее последний щит и последний меч. И первые в дни мира. Кержак. Ты понял?
Она протянула к нему руку и закрыла пальцами рот, не давая вставить даже одного слова.
– Королева не оставит тебя. Она умеет быть верной и платит верностью за верность. Нор великая королева, Кержак, если ты еще не понял. Но я и сама смогу о тебе позаботиться, Игорь. Я ведь не только меч, я баронесса Кээр, Кержак. Выйду за тебя замуж, ты тоже будешь бароном. У нас хватит денег на полное омоложение. У нас на все хватит денег. Я не покупаю