потому что нельзя. Невозможно. Нехорошо. Неправильно. Так много счастья не положено даже обычным женщинам. Что уж говорить о королевах. Потому что счастье, да еще в таких масштабах, кружит голову и делает людей легкомысленными. А ее удел – война.
«Глупости! – остановила она себя. – Что ты городишь?! Успеешь еще навоеваться! О да! – При мысли о войне перед глазами встал кровавый туман. – О да! Я буду их… Остановись! – приказала она себе. – Сорок восемь часов! Имею я, в конце-то концов, право на счастье или уже нет?»
Но что бы там ни было, она оставила спящего Макса и ушла в ванную. Ванная комната была просторной и неплохо оборудованной. Не роскошно, но вполне терпимо. Хотя, возможно, им следовало сразу же отправиться на «Чуу». Вот только встреча после разлуки – после такой разлуки – не оставляла времени на правильные решения. Они и до этого-то дома едва дотерпели. Чалик, надо отдать ему должное, шестым – шоферским – чувством ухвативший идею, гнал, как сумасшедший, и довез их сюда за рекордные тридцать пять минут. Лика усмехнулась, вспомнив этот заезд наперегонки со временем и дорожной службой, и, тихо прикрыв дверь, прошла к столику с напитками, который ее люди – по аханской традиции – поставили и здесь. Она опустилась в кресло и прислушалась к себе. Теоретически ей пить не следовало и курить тоже, но Маска привычно уже ответила на невысказанный вопрос. Можно. Все можно.
«Нам, монстрам, можно все», – сказала она себе без прежней грусти и сожаления и посмотрела на свое отражение в зеркале. Увиденное ей понравилось. Как всегда. И подмигнув самой себе, сидящей в чем мать родила в кресле около крошечного, вполне аханского по виду столика, потянулась к бутылке.
«Нам, монстрам, законы не писаны. Даже законы физиологии. На то мы и монстры, чтобы все мочь».
Коньячных бокалов на столике не оказалось («Выпорю бездельников!»), и Лика налила коньяк в стакан для виски. Зато пахитоски в коробке были настоящими. Она закурила, и в этот момент в комнату вошел Макс.
«Я милого узнаю по походке…»
Смешно. Макс был единственным известным ей человеком, которого она «не слышала». Пока он не открыл дверь и не вошел, для нее он продолжал спать. Лежал на спине, расслабив свои потрясающие мускулы, и почти неслышно дышал носом. Но теперь она не была уверена даже в этом. Спал ли Макс, когда она от него уходила? Спал. Или не спал.
Макс вошел, остановился напротив Лики и улыбнулся.
«Я говорила тебе, Макс, что когда-нибудь умру от твоей улыбки? Нет, конечно. Не говорила».
– Привет, – сказал Макс. Он умел говорить очень мягко, что при его-то басе было настоящим искусством. А еще он умел говорить так, что у нее начинала сходить с ума Маска. Или это она сама начинала сходить с ума? Лика никак не могла вспомнить, бывало ли с ней такое до того. Но все, что она могла сказать, это то, что любила его всегда. Они были нераздельны и неразлучны, ее любовь и Макс, хотя сами они, Макс и Лика, прожили в разлуке больше времени, чем вместе.
– Добро пожаловать в город-герой Ленинград, – сказала она и улыбнулась в ответ.
– Мне понравился твой город, королева.
«И