несколько дней все примерялся вынести елку и отходил, оправдываясь: «Комната без нее совсем опустеет!» А потом поднялась суета-суматоха – отца переводили в новое училище.
Снегирь, как всякие живые существа, встретившиеся на пути, сильно укрепил во мне братское чувство ко всему живому, что растет, шелестит, двигается, поет разными голосами… Помню – с тех лет, где бы ни оказывалась, глаза непременно отыскивали травку ли, птицу ли, бродячую собаку… Наверное, нас просто притягивает друг к другу.
Истории 1946 года
Лето. Енакиево
Времени до отъезда в Енакиево было в обрез. Все суетились, я тоже. И почему-то то и дело попадала кому-то под ноги.
«Будешь плохо себя вести, – предупреждает мама, – оставим тут одну». И, чтобы не мешалась, меня укладывают спать. Днем. Просыпаюсь. Тишина. Никого. Выхожу из спальни – чемоданов нет. Дверь из квартиры заперта. Все, понимаю, оставили! Может, смогу догнать и пообещать, что никогда-никогда…
Хватаю табуретку и выбиваю окно. Мы живем на первом этаже. Собираюсь выпрыгнуть и слышу, как соседка кричит: «Люба, Томка у тебя окно разбила!»
Вбегает мать, белая. Через час на поезд, а я, дрянь этакая… «Но вы же меня оставили!» – рыдаю я. «Тебя оставишь!» – кричит мать и бежит искать стекольщика, повелев сидеть на чемодане. Оказалось, его просто поставили за дверь. Но меня она все же оставит спустя несколько лет.
На чемодане сидеть было неудобно. Но надо. Родители меня все-таки с собой взяли.
Первый раз еду на поезде. И все говорят – смотри в окно, запоминай. За окном качаются проплывающие мимо дома, леса, встречные поезда, а внутри качаются полки, качается пол, качаюсь я… Приехали. На вокзальной площади пыль и грязь, на улицах – пыль и грязь, жухлая трава, бурьян вдоль заборов, невысокие беленые мазанки и голубые ставни на окнах, и мама говорит папе: «Вот и твое захудалое Енакиево Сталинской области». Так мне навсегда и запомнилось. Не знаю, какое оно теперь, а тогда даже мне, маленькой, бросилась в глаза унылость городка.
У калитки встречает бабушка – круглая, с торчащими во все стороны тесемками от фартука, от блузки. На голове – стожок седых спутанных волос… Оказывается, не помню ни голоса, ни имени!
Бабушка, не скрывая, не любила невестку. И меня в придачу. Зато вечером пришел младший брат отца Гриша с женой Катей. Оба оказались веселыми и шумно нам радовались. С ними мы и общались.
Вскорости соседка привела мальчика моего возраста – внука Петьку. Мы оба прямо-таки прицепились друг к другу. Как я теперь хорошо понимаю, детям непременно нужна компания. И сразу же принялись бегать по садам, рвать без спросу вишни. «Сейчас побежим в степь!» – сказал Петька однажды.
Он знал все тропинки между усадьбами, все дыры в заборах. Мы беспрепятственно оказывались в чужих садах. Наконец попали в степь. Мне показалась, что жизнь человеческая тут заканчивалась. За густо-зеленой