большой мир, такой отличный от всяких школ, институтов и прочих подъездов, где, как правило, обязательно есть хозяева из числа наиболее дурных людей, не сумевших адаптироваться к условиям жизни в большом мире. Это такие люди как Голигрова и Рыбалка. Им важно быть королями своих маленьких мирков и придумывать в них такие правила и законы, которые позволили бы им иметь власть над теми, кто способен жить в гармонии со всем миром, но при этом ощущает скованность, находясь в чужом маленьком мирке..
В зоопарке моя неприязнь к одноклассникам вроде как улетучивается. Пожалуй, я даже нахожу в некоторых из них такие положительные качества, о существовании которых даже не подозревал до этого.
Вижу, как исчезают все наши статусы, как мы растворяемся в большом мире. Мне в голову приходит мысль, что когда-нибудь я, возможно, с ностальгией буду вспоминать этот день.
Несмотря на всё выше сказанное, «жирные» всё же остаются в своём репертуаре; они норовят протиснуться не столько к какому-нибудь вольеру с каким-нибудь диковинным зверем, сколько к каждой палатке с хот-догами и прочими закусками. Аппетит у моих одноклассников поистине зверский! Вижу, как даже Михалыч клянчит деньги у Гарика на булочку. При этом у него такое наивное выражение лица, что мне даже становится немного жаль его. Один я ничего не ем, понимая, что, чем меньше денег я потрачу в первой половине дня, тем веселее будет мне вечером.
Когда идём назад к метро «Краснопресненская», Юлька Петракова берёт меня под руку и начинает мне что-то говорить. Удивительная же эта штука – большой мир! Совсем он не похож на школу, институт и прочее.
То ли оттого, что я очень сильно проголодался, то ли оттого, что всё произошедшее со мной сегодня напомнило о том, что интересно может быть не только в гостях у Лёньки, я всё-таки не выдерживаю и покупаю на Ленинградском вокзале аж целую арабскую шаурму. Наглый узбек-повар окидывает меня нескромным взглядом и, убедившись, что перед ним простой школьник, которого запросто можно безнаказанно обдурить, заворачивает мне в лаваш капусту с морковкой, разбавленные несколькими кусками мяса. В итоге получается нечто тонкое, холодное и невкусное. Увидев у меня в руке это нечто, Михалыч подходит и просит дать попробовать. После этой пробы мне и есть уже почти нечего. Вот козлы эти узбеки и этот Михалыч! И вообще как ужасен этот мир, где за сорок рублей можно купить себе плохое настроение даже в тот день, который складывается для тебя самым наилучшим образом!
Когда прихожу домой, шаурма до сих пор вертится у меня в голове. Надо же было так лохануться!
– Тебе уже названивают твои дружки, – говорит мать. – Аж с десяти часов утра трезвонят.
– Как будто они не знают, что у меня курсы.
– Так ты пойдёшь сегодня к Лёньке? Вроде как он сильно ждёт тебя.
– С удовольствием. Да с пустыми руками неудобно. Деньги-то я все потратил в… зоопарке, – говорю я, вспоминая злополучную шаурму.
– Оно и неудивительно. Время-то уже шесть часов