Она – поцелована смертью, тем более Вы касались голого тела моей дочери, не будучи её мужем и теперь она как порченый товар; ник–то не женится на ней.
– Но что я буду с ней делать? – в отчаянье воскликнул Валаам. – Я себя не знаю чем прокормить.
– Об этом не беспокойтесь, я распорядился, что бы за каждого больного Вам выделяли немного еды, или денег, кто, сколько сможет. Учитывая общее количество пришедших сюда, пищей Вы будете обеспечены надолго. А девочка. Несмотря на юный возраст, она станет Мариам хорошей помощницей.
– Похоже, они слушаются тебя. Объясни им, что возможности мои не безграничны, я не смогу отращивать новые конечности или воскрешать мертвецов и если я и стану кого–то лечить, то буду сам отбирать больных.
День ушёл на то, чтобы разделить людей по тяжести недуга. Нашлось несколько отставных военных лекарей и женщин, лечивших в кеновии сестёр и окрестных крестьян. Те, кто мог двигаться занимались строительством палаточного лагеря, устройством кухни и прачечной на берегу реки. Умирающих или тех, кому помочь было нельзя, разместили за чертой лагеря, но они всё равно не уходили, на что-то ещё надеясь. Сам Валаам ходил между больными, которых к вечеру стало заметно больше, не решаясь начать. Ему на глаза попалась девушка лет семнадцати, лицо и часть тела которой (что была не закрыта туникой), были обезображены огромным ожогом, и он решил, что завтра начнёт с неё.
К вечеру в импровизированной лечебнице было установлено подобие порядка. Женщины находились отдельно от мужчин, как заразные больные и те, кто требовал безотлагательной помощи. Спать Валааму пришлось на улице, ведь сердобольная Мариам, смирившись с неудобством, пустила на ночлег десяток женщин, устилавших теперь пёстрым ковром разноцветных одежд весь пол.
Едва утро первыми лучами солнца окрасило небосвод, целитель проснулся и, прочтя утреннюю молитву Отвергнутому Богу, словно заручившись его поддержкой, пошёл к бывшей кормилице. Было ещё совсем рано, но ночевавших внутри женщин уже не оказалось, а сама Мариам суетилась у печи, готовя завтрак сразу на несколько десятков людей. Ограничившись остатками вчерашнего ужина из прошлогодних овощей, он попросил своих добровольных помощников отыскать девочку с ожогом на лице и принести ему в деревянном корыте воды. Когда обе его просьбы оказались, выполнены, он приступил к излечению.
Выпроводить любопытных из дома удалось с трудом; плотным кольцом окружив сложенную из саманного кирпича лачугу люди, как больные, так просто привлечённые сюда скоплением народа, внимательно следили за происходящим сквозь дверной проём. Можно было завесить его тканью, как делали обычно на ночь или в холода, но Валаам не придал этому значения, сосредоточившись на главном.
Положив ладони на голову девочки, он смотрел на неё, просто не зная с чего начать – не считая Фейги, для него это был первый опыт. Девушка испуганными глазами, казавшимися огромными на худеньком вытянутом лице смотрела на него и, ощущая неудобство от взглядов внимательно следивших за каждым его движением