чтобы вместо Равенсбрюка гость назвал какой-нибудь менее значимый, а лучше заштатный «кацет».
Но, увы: Мазур упёрся. Парню тоже нужны были козыри для предъявления соплеменникам и прочим «миротворцам». Пришлось рейхсфюреру обречённо развести руками, матернувшись только про себя.
– Согласен…
Через пару часов стороны «ударили по рукам», а заодно и по антисемитской политике фюрера: Мазур сумел подвигнуть Гиммлера на совершение подвига. А как иначе назвать инструкцию рейхсфюрера, которой тот, как елеем, обработал сердце правоверного иудея: «приказ фюрера об уничтожении концлагерей отменяется. При подходе армии противника должен быть выброшен белый флаг. Концлагеря эвакуации не подлежат. Впредь запрещается убивать евреев».
Конечно, подвиг был совершён на условиях самоокупаемости: от имени Всемирного Еврейского Конгресса Мазур гарантировал рейхсфюреру заступничество в случае возможного судебного преследования. Больше того: используя рычаги влияния, в наличии которых Гиммлер и не сомневался, ВЕК «железно» гарантировал рейхсфюреру защиту от любого преследования.
– В худшем случае, Вы пройдете свидетелем по делам о преступлениях Гитлера! – торжественно пообещал Мазур. – Никакого дела в отношении герра Гиммлера – ни персонального, ни «за компанию» – не будет!
Рейхсфюрер даже не стал требовать письменных гарантий. Во-первых – несерьёзно. А, во-вторых, слово ВЕК – закон! И в этом Гиммлер имел возможность убедиться уже не раз. Но рейхсфюрер сильно рисковал. Конечно, игра стоила свеч, но и риск был велик. Узнай фюрер о таком неслыханном святотатстве, как отмена его распоряжения «об эвакуации лагерей», не сносить бы рейхсфюреру головы! И не иносказательно: в берлинском подземелье всё ещё находились такие мастера заплечных дел, в сравнении с которыми даже такой «специалист по вопросам единой меры», как мифический Прокруст, выглядел бы отъявленным гуманистом! Уж, Мюллер с Кальтенбруннером не упустили бы случая лично ознакомиться с анатомическими секретами рейхсфюрера! И сделали бы они это настолько профессионально, что к тому времени уже бывшему рейхсфюреру пришлось бы потратиться до трусов только за то, чтобы «уйти с миром»!
В любом случае, делать в Берлине рейхсфюреру было уже нечего – и откланявшись фюреру со словами «Мой фюрер, я – на фронт!», Гиммлер выехал в неизвестном направлении. В неизвестном, разумеется, только для фюрера. Для пока ещё рейхсфюрера направление было очень даже известно: Любек. Именно в этом городе, который был обречён со дня на день пасть к ногам союзников, Гиммлер и должен был встретиться с Бернадоттом, работавшим не за страх, но и не за совесть (по причине отсутствия таковой). Граф работал не «за», а против: против угрозы «большевистского порабощения Европы». Ну, а если и чуточку «за», то лишь в таком контексте: «за золото СС». Идеи тоже нуждаются в пропитании, и обе стороны отлично понимали это. Благо, что