он развернул листок, глаза его вспыхнули, а потом лицо расплылось в широкой улыбке.
– Королевский Суссекский. Первый батальон.
Ошарашенный, он не замечал ни дружеских тычков, ни поздравлений, ни радостных возгласов.
– Возраст любви, дорогой друг. – Ройстон толкнул Леонарда, который был на два месяца старше его, и указал на конверт в его руке.
Лен уверенно сорвал печать и обвел приятелей сияющим взглядом.
– И я с вами, ребята!
Аплодисменты в его честь еще не смолкли, а Ройстон уже успел вскрыть свой конверт. Пробежав глазами листок, он прикрыл ладонью глаза и глубоко вздохнул:
– Нет, нет, это было бы слишком хорошо…
Потом поднял голову, безнадежно махнул рукой и мрачно кивнул, оглядев сочувственные лица приятелей. Вдруг уголки его рта лукаво задергались:
– Ну что ж, придется мне потерпеть вас еще немного…
– О черт!
– Проклятье, Рой, как ты нас напугал!
– Поздравляю, старый пустомеля!
Под градом тумаков, тычков и похлопываний массивная фигура Ройстона оставалась неподвижной, в то время как с губ не сходила печальная усмешка.
Теперь взгляды всех четверых устремились на Джереми, равнодушно разглядывавшего бумагу в своей руке.
Его надежды на место в Королевский Суссекский таяли с каждым вскрытым письмом, пока, согласно всем законам теории вероятности, окончательно не сошли на нет. Однако чувство справедливости позволяло ему рассчитывать, по крайней мере, на не менее почетное назначение. Может, в Королевский Западно-Суррейский в Гилфорде или в Беркширский в Ридинге… Однако какое бы решение ни было принято на авеню Конной Гвардии в Лондоне относительно кадета Данверса, менять его было уже поздно. На этом листке писали, словно вырезали на камне.
Внешне невозмутимый, но с натянутыми до предела нервами, Джереми развернул бумагу. Между его сдвинутыми бровями появилась складка, в то время как глаза, темные и блестящие, как два отполированных камня, снова и снова пробегали роковые строчки.
– Ну же, не томи!
– Что там?
– Королевский Суссекский, Первый…
Голос у Ройстона был сухой и тихий, похожий на шуршание листьев осенью.
Курсанты взвыли, как стая волков, и все четверо повалились на траву, где еще долго катались, толкаясь, обнимаясь и хохоча от счастья.
Приоткрылась дверь, за которой лежал мир, полный неожиданностей и приключений. А они были непобедимы как боги, и сила била из них ключом.
Наконец посреди всеобщей неразберихи и ликования Саймон запрокинул голову и провозгласил, тыча пальцем куда-то в небо:
– Мы – самые-самые! И нам принадлежит мир!
11
На рассвете сильный ливень словно вымыл висевшую в воздухе летнюю пыль. Солнце еще разгоняло последние тучи, наполняя мир бледно-золотистым светом, мокрые листья походили на изумруды, а фасад здания Королевского училища сверкал, словно был сделан из тончайшего фарфора.
Гремевший