ломка старой личности и рождение новой. Феникс восстаёт из пепла, так сказать. Но если этого не происходит по понятным причинам, человек всё больше погружается в депрессию, и тогда…
– Какая, к чёрту, депрессия? – перебил я. – Вы его сейчас видели? Похож он на человека в кризисе?
Наконец со своей обычной бесцеремонностью в разговор вклинился Доренко:
– Вот когда такие вещи происходят, мы собираемся и начинаем врать. Лишь бы правде в глаза не смотреть. Сергей Грановский, без сомнения, оставит о себе р а з н ы е воспоминания. Он был весьма сложным, противоречивым человеком, нередко одержимым тёмными, иррациональными порывами. Его героизму и без меня воздали дани, теперь поговорим о дряни…
– Как вы смеете порочить его светлую память?
– Кто порочит его «светлую память»? Но ведь он пил как сапожник, это факт!
– Вот видите, какой образ жизни – постоянные оргии! – кивнул отец Кирилл. – А нападки на церковь? Всерьёз обсуждался вопрос об его отлучении! Из его души ушёл Бог, на его место пришёл дьявол. Да, господа! Мир по – прежнему лишь поле битвы между ними, а поле битвы – сердца людей! И у нас нет третьего пути, только роковой выбор – либо свет Божьего пути, либо летишь в бездну подобно гадаринским свиньям. Пока мы не примем это как факт, у нас будут и необъяснимые убийства, и самоубийства от скуки, и насилие в семье, и зверские драки школьников, когда пятеро одноклассниц забивают шестую ногами, таскают по грязи за волосы, а вокруг все стоят, смотрят, смеются и снимают на сотовый! Да ведь это животные, если не сказать хуже!
– Сергей был слишком молод, а молодости свойственно заблуждаться, – возразил я. – В последние же месяцы он пытался измениться. Говорю вам: он не только не был в депрессии, но напротив, как будто открыл что-то важное и только начинал жить. Он был полон планов и надежд. Он собирался жениться, венчаться!
– Ну конечно, – ухмыльнулся Доренко. – Теперь мы забудем его скотство и объявим его невинным агнцем на закланье, как было с гражданином Есениным. Почему бы нам не причислить его к лику святых?
– У меня почему-то создаётся ощущение, что я уже на Страшном Суде. То есть я так понимаю, здесь ангелы собрались. Вот что я вам скажу, господа: что бы мы ни узнали о Сергее – мы не имеем права бросить в него камень. Есть только Божий суд, человеческий слишком себя скомпрометировал. Он отпускал убийц и распинал святых. Сергей не был святым, но кто им является? Раз все сюда пришли, чтобы судить его с позиций Высокой Нравственности, то я считаю своим долгом выступить его адвокатом. Я процитирую слова Александра Сергеевича Пушкина: «Толпа в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении: „Он мал как мы, мерзок как мы!“. Врёте, подлецы! Он мал и мерзок не так как вы – иначе!».
В студии повисла звенящая тишина. Доренко иронично изобразил аплодисменты, я иронично поклонился.
Морозов