к дальней стенке, на котором громоздился целый ворох бумаг, несколько пустых стульев и два затертых кресла. На одном из них сидел незнакомый человек. Казалось, что ему около 40 лет. Коренастый, полный, с порядочным животом (“брюхатый”, как определил для себя Александр Дмитриевич). Волосы русые, с рыжеватым отливом, вьющиеся, расчесанные косым рядом. Глаза темные. Нос длинный, тонкий. Усы очень маленькие, подстриженные. Бородка клинышком. Щеки с синевой от щетины. Лоб большой, открытый.
Александр Дмитриевич сделал в его сторону несколько шагов. Тем временем молодой человек, приведший его сюда, занял второе кресло, а красноармеец, сняв с плеча винтовку, остался стоять у двери.
Александра Дмитриевича никто ни о чем не спрашивал. Да и он, вопреки первоначальному желанию как можно скорее разрешить возникшее недоразумение или, как минимум, выяснить причину своего задержания, тоже молчал.
«Брюхатый» внезапно вскочил (при этом стало понятно, что роста он выше среднего) и сделал несколько шагов вдоль комнаты:
– Вы, надеюсь, понимаете, почему вы оказались у нас?
– Нет… Я лишь несколько минут назад в коридоре услышал, что арестован по мандату какого-то Голощекина.
– Голощекин – это я! Именно я включил вас в список наиболее авторитетных горожан, которые должны быть взяты в качестве заложников. Ваши друзья плетут заговоры, строят козни, мечтают расправиться с нашими товарищами. И вы будете у нас сидеть до тех пор, пока мы не разберемся с ними окончательно.
– Но, позвольте. Ни о каких заговорах я и слыхом не слыхивал. Уже прошло больше двух месяцев, как я перебрался в свою загородную усадьбу. Там мы с женой ведем самый тихий образ жизни. Никуда не ездим, ни во что не вникаем. Мы хотим одного – чтобы нас оставили в покое. Как я могу быть ответственным за то, что намереваются сделать совершенно незнакомые мне люди?
– Знаю я вас. Ягнятами прикидываетесь. А сами только и думаете, как нас изничтожить… Отвечать нужно не только за свои дела, но и за мысли, желания!
– Хорошо… А если никого из ваших товарищей, о которых вы так печетесь, не убьют, что тогда?
– Как не убьют? – от изумления Голощекин даже остановился. Он хотел еще что-то сказать, но, вероятно, все доводы, опровергающие эту очевидную нелепость, показались ему совершенно абсурдными. – Сидите и дожидайтесь спокойно своего часа, – безапелляционно подвел он итог едва начавшемуся диалогу.
– Вот видите, – повернулся он к молодому человеку, остававшемуся безмолвно сидеть в кресле в течение всего этого краткого диалога. – Всюду враги! И нам, верным солдатам партии никак нельзя расслабляться. Особенно это касается вас, и не только вас лично, но и всей чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем.
– А этого буржуя, – теперь он повернулся к Александру Дмитриевичу, – тащите к остальным. Там ему самое место.
И хотя слова эти не были обращены непосредственно к красноармейцу, стоявшему у дверей, но именно он воспринял их как руководство к действию, причем в самом буквальном