я умудрился получить лёгкое обморожение. Макс выглядел не лучшим образом, его узкое лицо горело и по цвету мало отличалось от помидора.
Мы повесили шинели на стойку у входа и, стуча подошвами сапог по напольной плитке, направились к свободному столику. В это время в заведение ворвалась подвыпившая компания из пяти молодых мужчин и трёх женщин. И те, и другие громко смеялись, их лица горели румянцем, глаза светились бесшабашным весельем. Модницы щеголяли в песцовых шубках по колено; у двух женщин крашеные волосы выбивались из-под шляпок с меховой оторочкой, а у третьей голову покрывал тёплый платок приятного серо-голубого цвета.
Спутники фройляйн были в однотонных пальто и шляпах преимущественно светлых оттенков. Дорогие ботинки из натуральной кожи и брюки из шерстяной ткани говорили о статусе их владельцев. Судя по налёту интеллигентности на лицах, они, наверняка, имели отношение к научным или промышленным кругам. Возможно, решили отметить значимый успех в серьёзном эксперименте или сбрызнуть за повышение кого-нибудь из их компании.
Я наблюдал за моим немцем и видел, как он потемнел лицом при виде вызывающе шумной своры, в которой всё так и кричало о мотовстве. Его и без того холодные глаза превратились в колючие ледышки, желваки напряглись, а левая рука сжалась в кулак.
К подгулявшей компании уже спешил на толстеньких ножках круглолицый и розовощёкий хозяин заведения в чёрных брюках, светло-серой рубашке в тонкую полоску и белом переднике ниже колена. На лбу трактирщика блестели капельки пота, подкрашенные хной усы соревновались по пышности с бакенбардами, а гладкий подбородок плавно переходил в толстый слой жира под ним.
Двое из гулён, те, что были особенно пьяны, рванулись к нему наперерез с криками: «Хельмут, дорогой!». Привлечённые шумом посетители посмотрели на них. Девицы прыснули и громко засмеялись над плоской шуткой высокого весельчака с тонкими усиками и пышной шевелюрой, чем ещё больше подняли градус бешенства моего соседа.
Самый трезвый из шумной компании – брюнет в твидовом пальто – наконец-то заметил меня и оберфюрера. (Тот уже еле сдерживал себя и готов был вот-вот взорваться.) Хмель выветрился из глаз молодого человека за доли секунды. Ещё недавно они смотрели на мир с осоловелым выражением благодушия, зато сейчас, я это прекрасно видел, в них промелькнул страх. Он быстро шагнул за балагурами, дёрнул их за рукава и потащил к двери. В ответ на громкие протесты приятелей, он что-то им зашептал, стреляя глазами в нашу сторону. Весельчаки тут же утихли и быстро потопали к выходу. Даже девицы перестали громко смеяться и с удивительной проворностью шмыгнули на улицу.
Вскоре в кафе восстановился порядок: посетители вернулись к прежним занятиям, музыканты снова заиграли. Слегка побледневший Хельмут приблизился к нам и, поклонился, говоря шипящей скороговоркой:
– Добрый вечер, господин Валленштайн. Вижу, вы сегодня не один. Всё как обычно? – Я кивнул и мысленно порадовался: хоть узнаю вкусы барона, а то