минус двадцать пять градусов. Прошлой зимой она опускалась до пятидесяти двух, а сейчас стабильно держится на отметке в минус тридцать пять. Такое в Московии бывает раз в полтора столетия. Вы думаете, это знак свыше?
Я пожал плечами и поспешил поднести чашку ко рту. Ещё не хватало мне разговоров о политике. Слишком скользкая тема, особенно с моим знанием дальнейшей истории.
Шпеер тем временем продолжал:
– Русские надеются: морозы помогут им справиться с нашим духом, но в этом и кроется их главная ошибка. Подобные испытания закаляют и воспитывают нацию, она становится более крепкой. Мы не собираемся отступать, временные лишения и тяготы пойдут нам только на пользу. За зиму мы накопим силы, лучше подготовимся к наступлению и уже этой весной возьмём проклятый Ленинград. А там дойдёт дело и до Москвы. Вот увидите, Отто, в середине лета фюрер будет принимать парад победы, приветствуя наши доблестные войска на Красной площади.
Я снова кивнул, старательно изображая из себя патриота. До мая сорок пятого ещё далеко, вести сейчас пораженческие речи – всё равно, что подписать себе смертный приговор. К тому же мне глубоко плевать на веру фрица в скорую победу. Я просто хочу понять, для чего здесь оказался, выполнить предназначение и вернуться в родное время. Но для начала неплохо бы узнать зачем Шпеер вытащил меня из дома.
Я так его об этом и спросил, на что получил ошеломляющий ответ:
– Фюрер ждёт вас у себя в Бергхофе. У него возникли вопросы касательно вашей научной деятельности. Он поручил мне доставить вас к нему.
– Когда поедем?
Шпеер встал, скрежеща стулом о кафельный пол, чуть сдвинул рукав кителя указательным пальцем и демонстративно посмотрел на часы.
– Сейчас.
– Но позвольте! – опешил я, чувствуя, как заколотилось сердце. – Мне надо подготовиться, взять документы!
– Хочу дать вам совет, Отто. – Шпеер растянул губы в холодной улыбке: – Не стоит испытывать терпение фюрера. Он легко может сменить милость на гнев и тогда… – немец снова оголил зубы, и я заметил, какие у него острые, чуть выдающиеся вперёд длинные клыки.
– Спасибо, Макс, – я тоже встал из-за стола и посмотрел немцу в глаза. Пульс ещё зашкаливал, но где-то внутри организма уже зарождалось глубокое спокойствие. Раз я не могу избежать этой встречи, нет смысла напрасно тратить нервную энергию. – Мы поедем или полетим?
– Любопытство ещё никого не доводило до добра, – резко ответил Шпеер и дёрнул правой щекой.
«Контуженый или неврастеник, или и то и другое», – подумал я, вынимая из бумажника банкноту в десять рейхсмарок, положил деньги на стол и по взгляду немца понял, что не продешевил.
Пока сидели в кафе, город преобразился. Ветер стих. Облака растворились в мазуте неба. Алмазная пыль звёзд вкупе с крупным бельмом луны посеребрили крыши и фонарные столбы. Вдоволь налюбоваться видами ночного Берлина не хватило времени. Не успели мы выйти на крыльцо, как со стороны невидимой отсюда площади послышался нарастающий звук мотора.