Лазарь Соколовский

Раннее позднее


Скачать книгу

мог он скромно подойти под ручку,

      молчать, надувшись, изредка вздыхать,

      взорваться вдруг, себе ж устроив взбучку,

      неистово ночами обладать,

      затем уйти, не вызвав неприязни,

      оставшись другом, а в иной приезд

      себя (в который раз!) подвергнуть казни:

      – Откуда барышня?!

      – Да из соседних мест…

      Все это отошло. Иные боли

      морщинами на сердце залегли:

      как убежать от цепкой царской воли?

      как уберечь от сплетен Натали?

      И вспомнилось:

      – Он вами недоволен

      и просит миром погасить раздор

      сегодня же.

      – Неужто я не волен

      за честь свою вступиться, Бенкендорф!

      – Ну, нет! – судил, кусая в злобе перья, —

      я сам себе ответчик и истец!

      Все рушилось: безденежье, безверье

      и тот, в мундир обряженный, наглец…

      – Нет, государь! – подумалось. – Репризой

      не разрешиться шуточке, пока

      бьет кровь в груди!

      И вот уж колкий вызов

      строчит послушно нервная рука.

      4. Post Factum

      (1837 года февраля …дня)

      И я, поверенный случайный

      Надежд и дум его живых,

      Я буду дорожить, как тайной,

      Печальным выраженьем их.

М.Ю.Лермонтов

      К утру прослышав о кончине,

      весь день по городу бродил —

      и вымер город, стал пустыней,

      когда в нем Он уже не жил.

      Толкались щеголи на Невском,

      собрался свет на «Фигаро»…

      Все то же – слова молвить не с кем,

      не то, чтоб вывернуть нутро.

      И не успел, все ждал чего-то,

      три раза уходил назад,

      вот, думал, сладится работа,

      который Пушкин будет рад.

      Разминулись, не познакомясь,

      сошлись, друг друга не видав, —

      зачем?

      Чтобы продолжить повесть

      законности свобод и прав

      быть подцензурным, подсудимым…

      И то – все лучше ль под замком,

      чем, будучи любимцем мнимым,

      от царской пули пасть ничком.

      Да, царской! Он предпринял меры,

      он обласкал, он оградил,

      умело подтолкнул к барьеру,

      когда терпеть не стало сил,

      и кончено!..

      С жандармом тайно

      повозка двинется во тьму,

      чтоб даже «подлый люд» кандальный

      поклон не отдал бы ему,

      чтоб развенчать в потомках память —

      вот разве книги не в огонь…

      И Лермонтов скрипел зубами,

      и ногти в кровь впились в ладонь!

      Так было безотрадно больно

      от скрытных этих похорон,

      что он судьею стал крамольным,

      сам в черный список занесен.

      Домой! скорей домой!..

      Той ночью

      стал полем битвы кабинет,

      отмщением без проволочки,

      да что таиться –