не случайным – и товарищи верно истолковали намёк.
– Да, товарищи, – «закрепил подозрения» Черненко, – уже – восьмое февраля…
Многоточие в конце «заявления» Константина Устиновича оказалось не случайным. Некоторое время он молчал – не столько пережидая очередной приступ лёгочной недостаточности, сколько давая товарищам возможность подготовиться к неизбежному переходу. Товарищи поняли и это – и, насколько было возможно, подготовились. Мысленно поблагодарив коллег за готовность, Черненко опять «взялся за них и за слово»:
– … Думаю, нам не имеет смысла таить друг от друга личную осведомлённость каждого в делах Юрия Владимировича.
Товарищи дружно, «в унисон», отскорбели взглядами. Сюжет развивался по колее, уже накатанной предыдущим заседанием. Даже слова – и те не отличались разнообразием. Классический «дубль второй».
А Черненко так и вовсе оказался молодцом: «брал быка за рога» даже «без предисловия». Такой «запев» и настраивал, и расстраивал, и поднимал дух, и деморализовал – и всё это одновременно. Видимо, беря слово, Константин Устинович на такой эффект и рассчитывал.
– По информации врачей, в том числе, и лично академика Чазова, событий можно… даже нужно ожидать уже не со дня на день, а с минуты на минуту. Около двух недель Юрий Владимирович уже не живёт, а существует. У него систематически происходит выпадение памяти, то есть, большую часть времени он находится в бессознательном состоянии. Почки отказали полностью, «гемодиализ» не помогает, вследствие чего в крови больного образовалась критическая масса калия.
Черненко замолчал явно не по сценарию – и вздохнул, тоже – явно не от эмфиземы.
– Видимо, каждому человеку назначен свой предел.
При этих словах все участники «застолья» старательно отвели глаза друг от друга: «врач, исцели себя!». Ведь слова Черненко о пределе Андропова в не меньшей степени можно было отнести и к самому Константину Устиновичу. В том числе, и это обстоятельство учитывалось «товарищами», когда они «готовились к избранию» – и не в последнюю очередь.
Константин Устинович тоже молчал, пусть и не заодно с «товарищами», но одновременно: вероятно, и его одолевали те же мысли. Но – «взялся за гуж…». Точнее: прежде чем «нести крест», надо было ещё «взвалить его на себя». И Черненко продолжил «взваливать».
– Но, как это ни печально всем нам признавать – однако жизнь не кончается смертью… Юрия Владимировича… Хм… хм…
Черненко закашлялся – и опять не от эмфиземы, а очень даже многозначительно. Настолько многозначительно, что даже взаимная неприязнь не помешали остальным участникам заседания обменяться друг с другом изумлёнными взглядами. И то: «По второму кругу, что ли, Константин Устинович?! Давай уже – о Юрии Владимировиче!».
– Я – к вопросу преемственности, товарищи, – наконец,