пел уже о небе там лебедь.
Эгофутур
Собрались в кучу кони, дни, подростки,
трещит от напрягона стадион.
Вы ждёте, что поэт пророк он,
и я вам ссу в глаза с моих подмостков.
Футур бессмертный
Вы думали, что пропаду, облезу,
но от Державина до Жарикова в ряд
все, как живые, с вами говорят,
и я вам шлю через гроба поэзу!
Мельк
Трубку выкурил, шубу пропил,
сер, как сера, пел, как перепел,
звёзды поел, небо попил,
и остался только пепел.
Фуга непонимания
Мы дети неба, люди мира,
мы звёзды, надписи в сортире,
овечки «ве», коровы «му»,
и никогда я не пойму.
Солома и фарфор
Здесь солома, там камыш,
так и косит глазом, ишь!
Там фарфор и страсть изъята.
Здесь тоска в глазах каждой хаты.
Сентимент
Вечер второй и снова,
обещай мне, обещай!
жду напрасно полный час
на скамейке липовой, сосновой.
Неизбыв
Помнишь, Муза, куст сирени?
Память – моя ранка.
Запах, ночь, я на коленях,
сад, мыза Ивановка.
Природомания
Вот село: здесь взрослеет пиит,
разливается мыслью река.
И телега скрыпит,
и читает стихи пеликан
Гробовое
Страна моя, в тебе я слышу рост
и дивных песен и корост.
И в унисон мой молниевый мозг
в моём гробу мильйонокрасных роз!
Всё то же
Над нами звёзд сияют лики,
под звёздами – молящий взгляд.
Всё те же знаки, те же липы,
как век вперёд, как век назад.
Я
Мой стих озвёзден и зазывен,
мой – вызывающий прикид.
Я – Северянин. Это – имя,
в веках громокипящий хит!
Эгоплач
На Гатчину приеду я и плачу
на улице, когда иду на дачу.
О чём, читатель, плачу горячо?
О многом, о безногом, ни о чём.
***
Таблетки, склянки и цветов корзины.
Ваш бывший пышный лик охорошел так сразу,
и Северянин удивлённо скажет:
–Я затону пилюлей аспирина
в бокале Вашем!
***
Каково быть поэтом
на вашей жестокой Земле?
Игорь Северянин
На вашей, не совсем согретой,
зелёной, призрачной планете,
где с петлею верёвка – высь,
пророки, мытари, поэты –
не перевелись?
***
Ветхий рыбак в звёздном исподнем
солнечной пыли бриз
тянет сетью из преисподней,
тёмного мрака из.
В жёлтой рубашке бредёт нетленная,
сияет надо лбом
в левой горсти дождинка Верлена,
в правой харк Рембо.
Там, одолев одиссею, под кровль
хаты, облипшей сиренью,
вернулись