со стороны. Одно дело – в Петербурге, в Петрограде. Там какого только народу не водилось, да еще и в приличном обществе. А здесь и сейчас? Чернецкий почему-то сгорал от стыда, чувствуя, как взгляды окружающих задерживаются на его спутнике.
Это существо невольно притягивало взгляды и внимание – своей внешностью, походкой, голосом, взором. Оно даже порою вздыхало так, словно отчаянно молчало о чем-то этаком… Да, казалось, что от самого его дыхания цветы… нет, не увянут, а начнут источать ядовитый нектар.
А рядом он – пожилой, блеклый старик-эмигрант. Не принимают ли их за друзей или за родственников? Избави Господь от такой родни!
Существо шло, совершенно довольное собой. Шло уверенно, словно хорошо знало дорогу.
«Черт подери, он ведь и вправду знает, куда идти! – понял Чернецкий. – Доложили те, кто за мной „приглядывал“ или он следил – вчера, позавчера?.. Сколько он уже здесь?»
Они миновали Карлов мост и сердце старого города на правом берегу.
Подойдя, наконец, к дому, Чернецкий почувствовал, что смертельно устал – его вымотал не только неблизкий пеший путь, но и присутствие существа. Ему отчаянно хотелось только остаться в одиночестве и лечь спать, но он понимал, что так просто его не отпустят.
Существо, любезно пропустив Чернецкого в парадное, само последовало за ним.
Жгучую усталость словно залили холодным отчаянием.
Поднялись на третий этаж. Чернецкий открыл дверь в квартиру, а затем – в свою собственную комнату. Хозяйка сдавала несколько комнат небогатым, порядочным людям.
Про себя Чернецкий искренне обрадовался тому, что никто не увидел, как они с существом вдвоем заходят в его комнату.
Едва дверь захлопнулась, существо встало посередине ковра, под абажуром, озираясь кругом и, похоже наслаждаясь, что оно на виду, пусть даже перед единственным зрителем.
– Уютно у тебя тут. Прям остаться хочется. Хоть разок переночевать.
Чернецкий присел на стул в изножье кровати, существо, бросив шляпу на подушку, устроилось на подоконнике, отодвинув в сторону стопку книг. Верхнюю, правда, сняло – полюбопытствовало.
– Gone… Чего? With… with the wind1, – прочло оно вслух, намеренно коверкая слова сильным акцентом. – Докатился ты на старости лет, в маразм впал. Бабские книжонки читаешь, да еще и американские. Не знаю даже, предлагать ли тебе работу на пользу общества. Потянешь ли?
– Не потяну. Сразу говорю – чтобы работать на вашу красную сволочь, у меня никаких жил и сил не хватит. Убирайся.
Существо отложило книгу, потянулось.
– Да что-то устал я. Неужто даже выпить не нальешь? Я же знаю, у тебя есть.
У Чернецкого была припасена бутылочка коньяку – стояла маленькая и пузатая на полке в шкафу. Коньяк убывал медленно – Чернецкий выпивал редко, а гостей до сего вечера не принимал.
– Нет, – ответил Чернецкий. – Даже если б и было – не налил бы.
– Врешь ведь, старый.
Существо