двора хлопнула дверь парадного. Действительно уходит.
Чернецкий считал мгновения, старательно, одно за другим – словно собирал рассыпавшиеся мелкие четки. Двор маленький, пересечь его – минутное дело. Вот, еще немного. Вот – теперь ушел.
Чернецкий поднялся, чувствуя как саднят ноги и ноет спина, и выглянул в окно. Существо стояло в свете фонаря возле угла дома напротив, у выхода на большой проспект. Заметив Чернецкого, оно махнуло рукой и лишь тогда повернулось и скрылось за углом.
Чернецкий уперся кулаками в подоконник. Надо было спустить курок – и плевать, что стало бы. Психиатрическая? И пусть психиатрическая!
Поздно, Игорь Владиславович, всё поздно.
Открыв окно, Чернецкий вытер стакан о край полотенца на спинке кровати, налил коньяка и себе. Выпил. Сел на кровать. Рядом, на подушке, так и лежала белая шляпа с широкими полями. По телу Чернецкого прошла уже не дрожь, а судорога.
Выбросить! Выбросить?.. А какая разница? Вернется оно или не вернется – нужна, что ли, ему эта шляпа?
Чернецкий убрал браунинг обратно под матрас.
Раздался стук в дверь.
– Господин Чернецкий, у вас все в порядке? – осторожно спросила хозяйка. Похоже, их все-таки услышали.
– Да, у меня все в порядке. Спасибо.
Игорь Владиславович посидел еще немного, потом закрыл окно, разложил, наконец, по местам вещи, разбросанные существом во время поисков коньяка. Напоследок бросил белую шляпу под кровать.
Скромное жилище вновь было в идеальном порядке, ничто не выдавало недавнего присутствия красной нежити.
Игорь Владиславович прилег на кровать, прислушался к тишине. От выпитого коньяка клонило в сон.
Игорь Владиславович был дома.
Сломанный крест
1. Объект: общие сведения
Время как будто замерло. Даже погода в эти дни стояла одна и та же.
Он неизменно вставал в одно и то же время, шел на кухню. Жена молча подавала завтрак и уходила в их спальню, где сейчас спала одна. После завтрака он не шел на службу, а запирался у себя в кабинете и принимался книжным червем копаться в бумагах. Со службы пока не звонили.
Три дня спустя ему уже казалось, что прошел месяц. Три дня спустя они с женой решились пойти прогуляться: просто вышли, просто прошлись по двору. Если не считать каких-то бытовых моментов (вопросов вроде «ужинать будешь?» и ответов «да» или «нет»), за последние дни они не сказали друг другу ни слова.
Три дня прошло после похорон, уже начала испаряться водка в рюмке перед фотографией сына.
Один раз позвонила дочь – пока не спешила уезжать обратно в Петербург – спросила, не нужно ли чего. Невестка не звонила.
И вот, три дня спустя, сидя с женой на лавочке во дворе дома, он вдруг вспомнил, что им обоим по сорок восемь. И отчего-то подумалось, что они оба – одинокие старики. Да, они есть друг у друга, у них взрослая дочь, но именно рождение сына – тогда, когда обоим было по восемнадцать –