мгновенно растеливъ еще свѣжую скатерть на кругломъ столѣ подъ бронзой и передъ бархатными стульями и диванами и между зеркалами, со всѣхъ сторонъ отражавшими красивое, сіяющее, красноватое лицо[396] Князя Мишуты, унылое[397] будничное лицо Левина и вьющуюся фигуру Татарина съ его бѣлымъ галстукомъ, широкимъ тазомъ и развѣтвляющимися на заду фалдами фрака.
– Пожалуйте, – говорилъ Татаринъ, подавая карточку и не обращая вниманія на звонки изъ-за двери. – Если прикажете, Ваше Сіятельство, отдѣльный кабинетъ сейчасъ опростается, – говорилъ онъ. – Князь Голицынъ съ дамой. Устрицы свѣжія получены.
– А, устрицы. – Князь Мишута задумался. – Не измѣнить ли планъ, Левинъ?[398]
Онъ остановилъ[399] палецъ на картѣ, и лицо его выражало напряженіе мысли.
– Хороши ли устрицы? Ты смотри.
– Вчера получены.
– Такъ чтожъ, не начать ли съ устрицъ, а потомъ ужъ и весь планъ измѣнить, Левинъ?
– Мнѣ все равно. Мнѣ лучше всего щи и каша; но вѣдь здѣсь нѣтъ.
– Каша а ла Рюсъ. Прикажете? – сказалъ Татаринъ, нагибаясь надъ Левинымъ.
– Нѣтъ, без шутокъ, что ты выберешь, то и хорошо.[400] Я побѣгалъ на конькахъ, и[401] ѣсть хочется. И не думай, – прибавилъ онъ, замѣтивъ грустное выраженіе на лицѣ Облонскаго, – чтобъ я не оцѣнилъ твой выборъ. Я съ удовольствіемъ поѣмъ хорошо.
– А, ну это такъ, – повеселѣвъ сказалъ Мишута. – Ну, такъ дай ты намъ, братецъ ты мой, устрицъ 5 дюжинъ, супъ съ кореньями.
– Принтаньертъ, – подхватилъ Татаринъ, но Степанъ Аркадьичъ, видимо, не хотѣлъ ему доставлять удовольствія называть по французски кушаньи.
– Съ кореньями, знаешь? Потомъ Тюрбо подъ густымъ соусомъ, потомъ… Ростбифу, да смотри, чтобъ хорошъ былъ, – да этихъ каплуновъ, ну и консервовъ.
– Слушаю-съ.
Татаринъ, вспомнивъ манеру Степана Аркадьича не называть по картѣ, не повторялъ всякій разъ за нимъ, но доставилъ себѣ удовольствіе повторить весь заказъ по картѣ:
– Тюрбо, Сосъ бомарше, Poularde à l’estragon, Macedoin[e] du fruit.
И тотчасъ, какъ на пружинахъ, положивъ одну переплетенную карту, подхвативъ другую – карту винъ, понесъ ее къ Мишутѣ.
– Что же пить будемъ?
– Я шампанское, – отвѣчалъ[402] Левинъ.
– Какъ, сначала? А впрочемъ правда, пожалуй.[403] Ты любишь Oeil de Perdrix?[404] Ну, такъ этой марки[405] къ устрицамъ подай, а тамъ видно будетъ.
– Столоваго какого прикажете?
– Нюи подай, вотъ это.
– Слушаю-съ. Сыру вашего прикажете?
– Ну да, пармезанъ. Ты другой любишь?
И Татаринъ съ развѣвающимися фалдами надъ широкимъ тазомъ полетѣлъ и черезъ пять минутъ влетѣлъ съ блюдомъ открытыхъ устрицъ съ шаршавыми раковинами и съ бутылкой.[406]
Князь Мишута перекрестился маленькимъ крестикомъ надъ жилетной пуговицей, смявъ крахмаленную салфетку, засунулъ ее себѣ за жилетъ и взялся за устрицы.
– А не дурны, – говорилъ онъ,