а есть свояченица.
– Да я про нее и говорю, – рѣшительно сказалъ Левинъ. – Такъ скажи.
Румянецъ дѣтской покрылъ лобъ, уши и шею Ордынцева, когда онъ сказалъ это.[413]
– Про нее? – сказалъ Князь Мишута. – Но мнѣ нужно знать прежде твои планы. Ты, кажется, имѣлъ время рѣшить.
– Да, но я боюсь, ужасъ меня беретъ, я боюсь, что мнѣ откажутъ. Я всетаки надѣюсь, но тогда ужъ…
– Ну да, ну да,[414] – сіяя добродушной улыбкой, поддакивалъ Князь Мишута.
– И до сихъ поръ я не знаю, чего мнѣ ждать. Про себя я знаю.... да, это я знаю… – Онъ вдругъ сердито взглянулъ на вошедшаго Татарина и перемѣнилъ Русскую рѣчь на Французскую. – Я знаю, что я не любилъ другой женщины и, должно быть, не буду любить.[415]
– Ну да, ну да, – говорилъ Степанъ Аркадьичъ, и лицо его сіяло[416] все больше и больше, и онъ, не спуская глазъ съ Левина, подвинулъ къ себѣ серебряное блюдо съ тюрбо.[417]
– Ну что ты, какъ братъ, какъ отецъ, сказалъ бы мнѣ? Чего я могу ждать?
– Я? Я бы сказалъ, что я лучше ничего не желаю и что вѣроятности большія есть за то, что тебя примутъ.
– Ты думаешь? А если отказъ? Вѣдь это ужасно.
Онъ свалилъ себѣ рыбу на тарелку, чтобы не развлекать Князя Мишуту, начавшаго было класть.
– Послушай однако, – сказалъ[418] Князь Мишута, кладя свою пухлую руку на локоть[419] Левина, хотѣвшаго ѣсть безъ соуса. – Постой, ты соуса возьми. Пойми однако, что можетъ быть такое положеніе; я не говорю, что оно есть, но оно можетъ быть. Ты любишь дѣвушку и боишься поставить сразу судьбу на карту. Она любитъ и горда и тоже боится. И вы все выжидаете, и родители тоже ждутъ. Ну, подай другую, – обратился онъ къ слугѣ, доливавшему бокалы и вертѣвшемуся около нихъ именно тогда, когда его не нужно было.
– Да, если ты такъ говоришь,[420] – бросая вилку, сказалъ[421] Левинъ.
– Я не говорю, что это есть, это можетъ быть. Но ты[422] кушай.
Онъ[423] подвинулъ ему блюдо.
– Ты не въ присутствіи,[424] Мишута, ты не ограждай своей рѣчи. А если ты меня любишь, чему я вѣрю, скажи прямо, просто. Сколько шансовъ у меня успѣха?
– Да ты вотъ какіе вопросы задаешь![425] На твоемъ мѣстѣ я бы сдѣлалъ предложеніе, – сказалъ онъ.
– Ну, ты дипломатъ, я знаю. Ты не хочешь сказать прямо, но скажи, есть ли кто другой, котораго я могъ бы опасаться.
– Ну, это еще труднѣе задача; но я скажу тебѣ, что есть. Нынѣшнюю зиму Князь[426] Усманской Алексѣй часто ѣздитъ, знаешь. И я бы на твоемъ мѣстѣ рѣшалъ дѣло скорѣе.
– Ну и что?
– Да ничего, я только совѣтовалъ бы рѣшать дѣло скорѣе.[427]
– Но кто это такое и что такое этотъ Уворинъ, я понятія не имѣю. И что же, онъ очень ухаживаетъ?
– И да и нѣтъ. Уворинъ – это очень замѣчательный человѣкъ, и онъ долженъ нравиться женщинамъ.
– Отчего же, что онъ такое? – торопливо, горячо спрашивалъ Левинъ, дергая за руку Князя Мишуту, доѣдавшаго