Крылья у ангелов растаяли. Всё остальное осталось.
– Ну, мужик! Лоб у тебя чугунный! Надо же – живой! След от пули, как кастовая метка у индуса, – сказал один из хирургов. – Считай, с того света вернулся.
– И долго я был в отъезде?
– Вчера уехал, сегодня вернулся.
– Так быстро?!
– А тебе там что, понравилось?
Он ещё долго ходил перебинтованный, как герой сражений. Появились провалы в памяти. В один из этих провалов угодил последний день рождения.
Повышенное внимание к себе он объяснял расовыми предрассудками.
– Ты что, расистка?
– А ты что, Патрик?
Смазливая дамочка пересела к нему поближе. Они ехали в трамвае по старому городу, обозревая живописный пейзаж в нежной дымке майской зелени.
– Попьём кофе где-нибудь? – как будто она его сто лет знает.
– А потом?
– А потом – что хочешь.
– Мне врачи рекомендовали с этим подождать.
– У меня есть для тебя лекарство.
Они сидели на террасе. На столике стояли две чашки.
– Я этот кофе пить не буду. Что ты туда всыпала? Отравить меня хочешь?
– Да, попей со мной кофейку, и я оплачу твои похороны. Ну, с какой стати?! Я хочу, чтобы ты всё вспомнил. Хотя я тебя, наверное, опять потеряю. Я хочу знать, что там за жизнь – в лесу.
Он попытался сосредоточиться. Кто-то вышел из тёмного туннеля его памяти.
– Постой! Да это же ты! Ты говорила, что любишь меня.
Делла иронически улыбнулась:
– Тебя все любят.
Убогая
Села я на подоконник, ноги свесив.
Он тогда спросил тихонько:
– Кто здесь?
– Это я пришла.
– Зачем?
– Сама не знаю.
– Время позднее, дитя, а ты не спишь.
– Я луну увидела на небе,
Я луну увидела и луч.
Упирался он в твоё окошко,
Оттого, должно быть, я пришла…
О, зачем тебя назвали Даниилом?
Всё мне снится, что тебя терзают львы!
Там, далеко вверху, загорались первые бледные звёзды, а внизу, над самой землёй, сквозь последние алые лоскутки ещё пробивались жёлтые лучи.
Далеко в степи виден огонёк моего костра. Я сижу, просеивая сквозь ладони седые пряди дыма. И так я могу сидеть днями, неделями. Кто я? Упавшая звезда? Низвергнутый ангел?
Я – никто…
Я изгнана за гордыню, за ярость в сердце и за посмеяние над любовью.
Я утратила способность летать, но высоко надо мной парит моя душа, как зрачок молнии, и я вижу, как на все четыре стороны простирается степь. Когда одолевает голод, я хватаю молниеносным движением пробегающих мимо полевых мышей и ящериц. Мне всё равно что есть, если меня лишили плодов райских садов.
Не влечёт меня и мрак лесов, и зловонная грязь городов.
Когда идёт дождь или