двух сердец Елене Павловне не удалось.
Не так и долго проработала по найму Леночка. В пятнадцать лет она родила Георгию сына Виктора, а в шестнадцать – дочь Капиталину, и полностью погрузилась в счастливое материнство и семейные дела.
В Георгии она видела не только супруга, опору, поильца и кормильца, любила она его искренне, горячо, всем сердцем, и готова была пойти за ним на край света.
Вот и случилось: попали они на этот край, ни сном, ни духом не ведая, что не только им, но и всем Просянкиным предстоит тяжёлое испытание, и пройти они его должны вместе.
Встреча
В начале второй недели в церкви сменился надсмотрщик. Тихон ушёл отдыхать, а новый, Пётр, заступил на вахту.
– Завтра с утра эшелон придёт, потесниться придётся, – объявил он. – Куды вас всех девать – ума не приложу?
Новых ссыльных встречали около церкви.
Лена с детьми осталась около Татьяны, а Евдокия вышла на улицу. Вдруг мелькнёт родное лицо?
Переселенцев подвозили на подводах.
– Мама, мамочка! – Евдокия кинулась к женщине небольшого роста, закутанной в шерстяной, клетчатый головной платок.
– Дусенька, доченька! – Пелагея Ивановна залилась слезами. – А мы уж думали, не увидимся больше никогда.
– Мама, мы все здесь, в этой церкви.
– Господь услышал наши молитвы, вернул нам деток.
Евдокия не сразу разглядела младших братьев и отца: Павел Алексеевич обзавёлся бородой и стал походить на старца.
– Что ж, не обманул председатель горсовета – хоромы-то теперь у нас новые! – сказал он, разглядывая со всех сторон бывший Храм. – Когда у нас не остается ничего, то и одного Бога достаточно.
Саша и Вася приуныли: разорённая церковь, битком набитая людьми, не показалась им хорошим местом для жизни.
– Размещайтесь, отдыхайте, а завтра с утра лес валить. Работать будут все – и подростки, и юноши, и отцы, и деды. У нас тут строго: кто не работает, тот не ест, – предупредил надсмотрщик.
– А зачем лес валить-то по зиме? – крикнул кто-то из вновь прибывших.
– Дерево отлежаться должно, а по весне начнём посёлок для раскулаченных строить.
Вместе с партией ссыльных переселенцев подвезли крупу, соль, котелки, миски, ложки и кружки.
Обустраивались до самого вечера, пока не вернулись с работы Филипп, Георгий и Василий, а проговорили всю ночь.
– Взрослые умеют перетерпливать, а дети не могут. Не вынесут они в таком холоде, потеряем их, коли не предпримем меры, – сказал сыновьям Павел Алексеевич. – Попробую поговорить с охранником.
Под утро удалось вздремнуть, но крепкого сна ни у кого из обитателей церкви не получалось: кашель детей и взрослых, стоны болящих, плач младенцев то и дело нарушали хрупкую тишину.
Гулкое эхо подхватывало голоса, уносило их под своды Храма, они витали под куполом, продолжая жить своей жизнью, пока свежие и сильные вибрации не гасили прежнее звучание.
Акустика в церкви была отменной: