не кудыкайте вы, пути не будет!
Следующие сутки тянулись ещё медленнее. Эшелон часто останавливался, подолгу стоял на полустанках или в поле.
После вынужденной остановки паровоз резко дёргал вагоны, они послушно тянулись за направляющим, и состав снова набирал ход. Позади были уже тысячи километров дорог, а впереди – непроглядная тьма.
И каждый человек внутри этого временного пристанища, мчащего их по железным рельсам, замирал в надежде, вслушивался до боли в висках в противный, протяжный скрежет металла, желая распознать, уловить ухом всего одно слово: приехали.
Перед рассветом у Татьяны начались схватки.
Она крепилась, но разве можно сдержать в себе энергию новой жизни, которая изо всех сил рвётся наружу, раздирает, пронзает нестерпимой болью плоть матери, требуя немедленного разрешения?
Татьяна закричала так, что все, кто был рядом, повскакивали со своих мест.
– Потише!
– Чего орёшь, как резанная?
– Да рожает она!
Пополнение
И тут паровоз резко сбавил ход, запыхтел, затормозил и через несколько минут раздалось долгожданное: «Приехали!».
– Не спешите покидать свои места. Сначала выходят первые вагоны, – объявил проводник.
Но его уже никто не слушал. Все начали спешно собираться, гвалт поднялся такой, что голос Татьяны потонул в этом человеческом потоке разнообразных мыслей, сказанных вслух.
– Будьте с мамой, ни на шаг от неё, я сейчас вернусь, – приказал Филипп детям и первым выпрыгнул на перрон.
Люди из душных вагонов попадали на леденящий, обжигающий дыхание воздух. Они беспомощно оглядывались по сторонам, пытаясь определить, куда их забросила судьба.
– Похоже, северные края. Что это за станция?
– Не подскажете, что за область?
– Говорят, Архангельская.
– Это в какой же стороне?
– Где Северное море.
– Боже мой, это ж мы у чёрта на куличиках оказались!
Вокруг железнодорожного полотна глухой стеной стояли заснеженные леса и ни одного огонька или признака городской жизни не было ни вблизи, ни вдали.
Филипп спешил к крошечному, деревянному зданию станции, видневшемуся впереди, задавая одни и те же вопросы всем встречным людям.
– Доктор, есть ли доктор? Кто-нибудь может принять роды?
Протискиваться сквозь потоки всё прибывающих и прибывающих на перрон переселенцев стало сложнее: никто из бывших пассажиров, несмотря на просьбу не выходить всем сразу, не хотел более оставаться в опостылевших вагонах.
– Доктора! Срочно доктора!
Вдруг чьи-то сильные мужские руки остановили кричащего: Василий Мазанов узнал голос шурина.
– Филипп, ты ли? Тоже этим эшелоном?
Мужчины обнялись.
Евдокия бросилась к брату.
– Филипп, что случилось?
– Там, в шестнадцатом вагоне, Таня моя рожает!
Когда они вбежали в вагон, то не поверили